— Самая прекрасная из богинь — это Фортуна. Но она же и самая капризная. Вообще-то повороты жизненного пути зависят и от вас. Ваших добрых намерений, душевности, умения любить.

Глава эльфийского рода Меркред задремал в кресле, когда хозяйка замка Алейна села за рояль и запела пронзительным голосом.

Когда женщина взяла верхнюю ноту «си», старик встрепенулся и попросил:

— Впустите же несчастного волка.

Мэлор рассмеялся над отцом, запрокинув голову. Тут же отвернулся и, согнувшись, закашлялся, скрывая смех. Шайэрдэ утянула младшего брата в другой конец зала. Сайн плелась за ними.

Подруга узнавала:

— Гадалка сказала, что у тебя негармоничный брак… Как это понимать? — она рассуждала дальше, — Я считаю: святые, дервиши и монахи любят всех, а остальные, кто не могут охватить любовью весь мир — любят свою семью.

— Но мой муж настолько эгоистичен, что не любит даже членов семьи. Или любит слишком своеобразно, — проронила маркиза Дэрквульф.

— Наговариваешь ты на мужа, — решила обратить всё в шутку эльфийка.

— Если в обществе Кальвин улыбается, то это не значит, что и со мной он такой же.

Шайэрдэ пыталась отбелить малознакомого волка:

— Если он оправдывается, значит — ты ему дорога.

— Но он никогда не оправдывается, — пожала плечами Сайн.

Эльфийка наседала:

— Не понимаю я тебя. Тебе достался богатый и красивый муж, а ты вечно чем-то недовольна.

— Шайэрдэ! — одёрнул сестру Мэлор.

— Я сама за себя отвечу, — подала голос человечка, растолковывая подруге, — Это совсем непросто жить с чужим бок о бок, сталкиваясь каждый день глаза в глаза, и бесконечно больно читать в устремлённом на тебя взгляде презрение. Слышать ложь и ругань… И меня никто не спрашивал: хочу ли я замуж. Судьбою мне уготовано жить в этом замке с мужем…а я хочу увидеть мир, хочу жить там, где всегда тепло и сияет солнце.

Слушательница хмыкнула:

— Уговори мужа иммигрировать куда-нибудь на острова.

К эльфийке подошёл жених, и они захихикали, перешёптываясь.

21 глава

Сайн вышла на балкон. Ночь уже опустилась на землю, захватив небеса. Девушка запрокинула голову, вглядываясь в мерцание звёзд.

Сзади раздался распевный голос Мэлора:

— Звёзды мигают и пульсируют, словно далёкие сердца космических гигантов.

Ещё никого он так не желал заключить в объятия, как эту человечку.

А она взывала, развернувшись корпусом к эльфу:

— Ваше Сиятельство, это не семья, а гадюшник, а ваша семья хочет оставить здесь такую юную и наивную девицу.

— Сестра сама мечтает об этом волке, ты же сама всё видишь. К тому же политически этот союз важен для обеих сторон…

— Что ж… Это выбор самой Шайэрдэ… Может, она всё же будет счастлива? Элвин от неё не отходит, улыбается ей, разговаривает…

— Твои прекрасные синие глаза видели много несправедливости и зла.

— Я привыкла. Я живу здесь ради дочери, иначе бы убежала. Сильная, это не тогда, когда телегу с мешками картошки поднимаешь. Сильная — это когда хочется реветь от боли, а ты всем улыбаешься. Не надо меня жалеть, иначе слёзы всё же убегут из глаз.

Но в его голосе всё равно звенела жалость к ней:

— Я заметил, что Кальвин — тиран с манией подчинения.

И пара слезинок покатилось по её щекам. Мужчина потянулся стереть их с лица девушки, она отшатнулась.

Пугливо выдала:

— Муж сразу учует, если Вы ко мне прикоснётесь.

Она ловит на себе его горящий взгляд, который о многом говорит: там подтверждение её опасениям — Мэлор ею заинтересован. Мужчина медленно опускает руку с тяжёлым вздохом, понимает, что не имеет права касаться чужой жены. Но он позволил себе вольность наклонить голову к её волосам и вдохнуть их аромат. Затем так же вдохнул амброзию её тела вблизи шеи. Улыбнулся блаженно, будто захмелел от её дурманящего благоуханья тела.

Поделился:

— Издаёшь запах фрезии. Этот цветок бесподобно красив и очень ароматен…А волосы испускают морозную свежесть.

— А Ваша кожа так бела, словно молоко…а пахнете сладким апельсином.

Сайн отступила на пару шагов и решила отвлечь эльфа разговором, делилась состоянием души:

— Лучезарная весна блистает, удивляя своей сочностью красок и обновлением. И даже ночная тьма поражается благоуханьем весны, порою затихая в блаженстве, боясь колыхнуть насыщенный ароматами воздух, запрятав ветра на океанах. И жизнь вокруг бурлит во всех формах, наслаждаясь счастьем существования.

Эльфа она решила отвлечь восторгами по поводу весны, ага. Этим только разожгла неуправляемое влечение, которое начало переходить в мощное всепоглощающее чувство. Потому, как для эльфов природа священна.

И тут на балкон вышел Кальвин. Его жена сжалась, опасаясь его реакции, но тот уже боялся явного скандала, претензий к ушастому кавалеру не выдвигал.

Волк протянул супруге двусмысленное изречение:

— Наслаждаешься вольный воздухом? Я тебя по запаху только и нашёл…

Та маловразумительно оправдывалась:

— Душно стало…

Муж подошёл и постучал ей по виску, шпыняя:

— В следующий раз бери с собой служанку.

Мэлор напомнил:

— Правила этикета гласят, что выяснять отношения при посторонних — дурной тон.

Кальвин по-фиглярски отвесил поклон и извинялся:

— Ах, простите! Просто моя жена нерадивая. Достопочтенные жёны от мужей не отходят, а моя мчится демон не пойти куда.

С губ девушки слетело обвинение:

— Ты мучаешь меня, и наивно полагаешь, что я сама подойду к тебе?

Она прикрыла пальцами рот, а муж скривился, будто все зубы заболели разом.

С напыженной от обиды рожей волк тягуче проронил:

— Смотрю, твой характер, Сайн, портится всё сильнее. Поговорку надо всегда помнить: плоха та птица, которая пачкает собственное гнездо… И моя жена должна непререкаемо, беспрекословно мне подчиняться!

— Прекратите изводить бедняжку, — вступился эльф за человечку.

Волк поделился житейским:

— Запомните на будущее, Ваше Сиятельство, у крепкого мужика должен быть крепкий стержень, который слабым бабам даже не под силу согнуть. И когда они не могут нас сломать, то начинают пилить. Но и этого им нельзя разрешать.

Кальвин подхватил жену под локоток и вывел с балкона.

— Я пойду к себе, устала, — оповестила она, боясь промывки мозгов.

У мужа не было настроения её отчитывать, отпустил.

А ночью Кальвин разбудил Сайн посреди ночи.

Она недоумённо подняла с подушки голову, пробурчала:

— Ты, что, сбрендил? Зачем будишь?

Тот плюхнулся на табурет и захохотал.

Выговаривал ей сквозь смех:

— Это не брак, а пародия. Конечно, что мужу надо ночью в спальне жены?

Он всё же взял её, как женщину, грубо вколачиваясь сзади в позе «аля ваш» (по-собачьи) и со злостью хлопая ладонями по её ягодицам.

Ворчал ещё при этом:

— Ладно, у всех людских баб зад холодный, но почему ты внутри, будто студёная? Того и гляди — член в сосульку превратится.

— Как