широкие проталины проступала жирная черная мокрая земля.

Ботинки промокли от немыслимого количества влаги. Афросий, шедший на пару десятков метров впереди Антона, вдруг заорал и провалился в трясину.

– А-а-а! – орал он. – Помогите!

– Откуда болото-то в январе? – удивился Ключник и бросился на выручку. Болото оказалось небольшое, метра три в диаметре.

Шкода, шедший впереди, видимо, вовремя его заметил и обошел слева.

– Ты какого под ноги не смотришь? – заорал на Илюху Шкода. – Не видел, что ли, что я обошел это место?!

– Да иди на фиг! – огрызнулся Афросий, отплевываясь грязью. – Я уже вообще задолбался по кустам за тобой шастать! Руку дай!

Афросию просто лень было делать крюк и обходить топкое место. Он и пошел напрямую. И увяз.

Антон огляделся.

Не слушая визги Афросия, он вырвал с корнем молодую, с тонким, податливым еще стволом березу и бросил ее крону Илье.

Вместе со Шкодой они пытались вытянуть его на сушу. Тот хватался за дерево грязными руками, но оно все время выскальзывало.

– Да сделайте же что-нибудь! – верещал Афросий. Трясина забрала его уже по подбородок.

Тогда Антон быстро сбросил с себя куртку, свернув ее в комок, бросил ее в сухую траву и ползком полез к Афросию.

Грязная ледяная жижа чавкала под ним. Мгновенно промокли кашемировый свитер и новые джинсы.

– Быстрее, быстрее! – хрипел Афросий. Антон старался не смотреть ему в глаза – в них, словно отражение черной трясины, плескался ужас.

Он подполз к самому краю ямы, ухватил его за шиворот. Еще пара усилий – и он вытянул Илью на поверхность, где Шкода уже переволок пострадавшего на безопасное место.

– А-а-а!

Они лежали втроем, тяжело дыша, вокруг зимнего болотца, а у Ивана в ушах звенел бабкин голос:

«Смотрите, в трясине не завязните».

Тогда он не обратил внимания на эти слова. А зря. Не пришлось бы в грязи валяться и столько времени терять. Но кто мог подумать, что незамерзшее болото в тридцатиградусный мороз – реальность? Кстати, откуда бабка-то про него знала?..

– Подъем, – скомандовал Шкода, – замерзнем тут на болоте.

Промокшая до нитки одежда неприятно прилипала к телу, в ботинках хлюпала сырость, отчего пальцы на ногах начисто одеревенели.

– Надо двигаться дальше, – сказал главарь уже мягче, скорее себе, чем товарищам. – На месте просушимся.

И, не дожидаясь ответа, Шкода поднялся первым. Сколько же шагов он прошел, прежде чем Афросий начал тонуть?

– Подъем, я сказал! – рявкнул он.

Афросий послушно приподнялся на локтях, но дальше двинуться не мог – легкие передавило, словно железными обручами бочку.

«Сколько шагов?» – стучало у Шкоды в висках. Последнее, что он помнил, – это триста девяносто восемь шагов, но это было явно раньше. Где?

Он оглянулся. Стараясь двигаться точно по своим следам, чтобы снова не сбиться, он стал возвращаться назад, к тому месту, которое, он помнил, и было триста девяносто восьмым шагом.

Палка там валялась на земле, почему-то с почками. Он еще удивился – январь, а в лесу почки на деревьях появились. И это был триста девяносто восьмой шаг.

Он прошел еще несколько шагов. За ним наблюдали Афросий и Ключник.

Афросий все еще тяжело дышал, иногда сплевывая куски грязи со слюной. Антон пытался очистить одежду. Он вырвал пучок сухой травы и вытирал им свитер и джинсы. Конечно, дорогая одежда была безнадежно испорчена, но, по крайней мере, стала суше и уже не липла к телу.

Афросий повернулся к нему. Внимательно на него посмотрев, протянул руку.

– Спасибо…

– Да ладно, было б за что, – Антон закрыл глаза и подставил лицо слабым солнечным лучам.

– Не скажи, – Афросий был явно настроен пооткровенничать, – у нас многие ребята просто прошли бы мимо…

– «У вас» – это где? – говорить на эту тему не особо хотелось, но надо же было как-то поддержать разговор.

– Ну, в нашей партии…

– У вас что, и партия есть? – изумился Антон.

– Конечно, – Афросий даже порозовел от удовольствия, – наша цель – возродить рейх!

Антон невольно открыл глаза. Тусклые лучи пробивались сквозь черные ветки, воздух вонял болотом.

– Зачем?

– Как зачем?! – Афросий громко шмыгнул. – Пора кончать этот беспредел! Править должны лучшие!

Антон с издевкой глянул на него:

– Это ты, что ль?

– А хоть бы! – грязное лицо Ильи сияло. – Революция, война – это же такие бабки! Можно отжать у толстосумов их барыши, и тебе за это ничего не будет, прикинь! Потому как они – ничто, а ты – все! И заживешь нормально.

– А они как?

– Кто? – не понял Афросий, но почему-то перестал улыбаться.

– Ну, толстосумы эти? Они, небось, против будут?

– А-а, – Афросий криво усмехнулся, – кто против – тех к ногтю, как гниду поганую! Или пусть пашут, рабы…

Ключник пожал плечами.

– И меня тоже? – Антоха говорил серьезно, и Афросий замер. – Чего вылупился? Меня тоже – к ногтю?

– Тох, ты чего? Антон резко встал.

– Я ведь тоже в некоторой степени толстосум, в машине которого ты, правда, хоть и идейный революционер, но с удовольствием дрых на заднем сиденье. И сейчас я тебя вроде как из болота вытащил. А вот прикинь, меня бы не было, уже кто-нибудь до тебя меня к ногтю бы прижал. – Он сделал характерный щелчок и хрипло, шепотом добавил: – И утоп бы ты уже, сдох бы в вонючей жиже!

Афросий медленно встал, сплюнул под ноги.

– Если против пойдешь – к ногтю!

– Эй, парни! Вы там чего? – оглянулся наконец Шкода. – Прекратите базарить! – скомандовал он им. – За мной!

И он так же сосредоточенно двинулся дальше.

Ключник и Афросий тяжело двинулись за ним.

Афросий теперь старался идти след в след. Без утонувшей в болоте дубленки он ежился от холода, иногда подпрыгивая на месте, чтобы согреться. Только чем дальше в лес они уходили, тем больше зима переставала походить на зиму: то тут, то там на ветках зеленели набухшие почки, а через несколько десятков метров на некоторых деревцах показались первые нежно-смолистые ароматные листики. Воздух становился все более теплым, пахло весной: влажной землей, почками, подгнившими ветками, которыми, как ковром, была устлана вся земля.

Через несколько минут вся троица вышла, вернее вывалилась, на круглую, как блюдце, поляну, поросшую сухой травой и бурьяном.

Шкода прошел ровно в центр поляны и, задрав голову, посмотрел в голубое, по-весеннему яркое небо.

«Странно это все-таки. Как в сказке про двенадцать месяцев», – подумалось ему. Да и товарищи его примерно то же подмечали, да только помалкивали: Афросий все пыхтел, а Ключник вообще сегодня был какой-то молчаливый.

Афросий, лишь только вышли на поляну, рухнул на землю и, облокотившись спиной