Когда Джек начал читать, он заметил в другом конце торгового зала, в районе секции детективов, голову с торчащими во все стороны иглами каштановых волос, напоминающую спину дикобраза. Молли. Джек продолжал одним глазом наблюдать за ней, пока читал, прослеживая ее перемещения. Она обошла весь этаж, побывала везде, везде, кроме его раздела.

К тому моменту как он закончил читать, лица его читательниц раскраснелись, губы приоткрылись, руки судорожно прижимались к груди. Женщины встали в ряд и, по одной подходя к нему, передавали ему свои книги на подпись. Щеки его покрылись слоем помады, от дружелюбного потрепывания волосы встали дыбом, рубашка вылезла из-за пояса брюк.

— Неплохо.

Вначале он увидел ее руки. Квадратные, коротко постриженные ногти. Она сунула ему книгу.

— Я подумала, что должна поддержать наше общее дело.

Он посмотрел в глаза Молли и впервые заметил блеск чистого золота среди грязи.

«На память Молли», — написал он и задумался. Должен ли он написать что-то более личное, чем стандартное «с наилучшими пожеланиями»? В конце концов, она жила в его доме. Он опустил взгляд на страницу. На ум пришло сразу несколько возможных вариантов: «Скатертью дорога», «Прочь из моего дома», «Надеюсь, больше никогда вас не увижу». Он вздохнул и написал: «Спасибо, что пришли». Она улыбнулась:

— Увидимся позже.

— Ага.

— Могу я задать вам вопрос?

О нет. Вот оно — чего боялся, то и случилось. «Хотите, зайдем куда-нибудь выпить?» «Не отвезете ли меня домой?» Джек собирался сказать ей, что их личные линии жизни ни в коем случае не должны пересекаться.

— Полагаю, да.

Молли кивком указала на модель, который в дальнем углу собрал возле себя целую стайку женщин, ловящих каждое его слово:

— Как зовут того парня?

— Кен.

— Кен. Отлично. Увидимся.

Она прямиком направилась к модели. Джек смотрел ей вслед, наблюдая, как Молли, нахально отодвинув плечом прочих представительниц своего пола, подошла к нему и прикоснулась к его руке. Кен посмотрел на нее сверху вниз и усмехнулся.

Когда Джек закончил подписывать книги, Молли уже ушла. На мгновение он почувствовал себя так, словно его предали. Он хотел, чтобы она ему рассказала, какое впечатление производило его чтение. Ладно, он готов был признать, что напрашивался на маленький комплимент. Вот ведь как все странно порой складывается. Джек не без основания считал себя популярным писателем. Сегодняшняя встреча с читателями была лишним тому доказательством. Сколько женщин стремилось познакомиться с ним поближе, однако домой он ехал один. С другой стороны, его так утомляли все эти восхищенные вздохи, вся эта лесть, все эти вопросы от особо продвинутых, которым обязательно надо проводить аналогии и заниматься анализом. (Как правильно пишется имя Ивлин Во и какой у него веб-сайт?) Этот вечер Джеку захотелось провести в тишине своего дома и, что удивительно, поболтать с Молли. Может, у нее есть к нему вопросы? Возможно, они могли бы обсудить его творчество — в рамках увлекательной дискуссии. Если опустить прочие моменты, его впечатлила ее увлеченность творчеством. Большинство начинающих писателей, или, скорее, те, кто мнят себя таковыми, охладевают к писательству уже через несколько дней. Но она оказалась упорной. От работы не увиливала. Трудилась с утра до позднего вечера. Он бы показал ей свои старые журналы «Панч», откуда почерпнул лучшие исторические детали. Он готов был поспорить, что ей бы понравилось. Они могли бы вместе посмотреть комиксы.

Приблизившись к дому, он услышал доносящиеся из окна голоса.

— О! О! О!

— Да!

— О да!

— Да.

— Да.

Зайдя в квартиру, он постоял с минуту посреди прихожей, уставившись в потолок. Люстра раскачивалась.

— О Боже, о Боже, о Господи…

— Да…

— О да, о да!

Джек выключил свет и пошел спать.

Утром ему позвонила Люсинда.

— Я слышала о вашем маленьком суаре вчера вечером. Я бы предпочла, чтобы вы не разоблачали себя перед публикой подобным образом. Чем меньше о писателе знают правду, тем лучше.

— Говорю вам, они готовы принять эту правду.

— Могут? Ваша последняя книга продается хуже, чем мы рассчитывали.

Внезапно стены начали сдвигаться, нависая над Джеком.

— Да? — только и смог выдавить он.

— Только не надо паниковать. Просто поменьше о себе сообщайте. Я уверена, что все наладится. И эта ваша новая книга, которую вы сейчас пишете, станет поворотной точкой. Кстати, как она у вас продвигается?

— О, прекрасно. Замечательно.

— Отлично.

Джек глубоко вздохнул и сделал медленный судорожный выдох.

— Если честно, у меня имеются небольшие трудности. Я думаю, что, возможно, я не уверен насчет главной героини…

— О, пожалуйста, Джек, меньше думайте. Просто пишите, и все.

— Хорошо! — Он повесил трубку.

Джек уставился на экран, удалил все, что написал за утро, снова глубоко вздохнул и начал все заново.

Платье ее было бело-розовым и прикрывало все главные достоинства ее тела.

Примроуз, расположившаяся на его кровати в привычном месте, рассмеялась:

— Вот так предложение. Это настоящий удар под дых нашему обязательному среднему образованию.

Гай смачно зевнул.

— Тебе надо передохнуть, дружок. Давайте все съедим по бублику.

Они были правы. Все это ужасно. Джек провел ладонью по волосам. Может, ему нужно перенестись в другую эпоху? Может, он перегорел на начале девятнадцатого века? Может, надо попробовать Средневековье? Рыцари, доспехи, девицы в башнях из слоновой кости в ожидании принца на белом коне, который их оттуда вызволит. А еще лучше — не принц, а викинг. Да, викинг! Суровый и напористый. И неудержимый, как бульдозер. Он потащит за собой весь сюжет. Джек уже представлял своих героев: Эльфию, девушку-викинга с волосами черными, как крыло ворона, и сердцем жарким, как сталеплавильная печь. Да, точно. Смена декораций. Джек взглянул туда, где лежала Примроуз, лениво подкрашивая губы.

— Эльфия! — крикнул он.

— Да благословит тебя Бог, — с опаской откликнулась Примроуз.

Джек заморгал, и вот Эльфия явилась на его зов. С руками сильными, как кузнечные клещи. Груди, рвущиеся из… Как они называли эти штуковины? Надо будет поискать в справочнике. Черные волосы струятся по плечам, ниспадают на юбки. Эльфия была занята тем, что свежевала оленью тушу. Если точнее — олений окорок.

— Ты, должно быть, меня разыгрываешь? — сказала она.