Нелегко быть целомудренным, думал Джек Картер, давая показания в полицейском участке Венис-Бич, Калифорния. Волосы его спутались и прилипли к шее на затылке, рубашка порвалась, а туфли из-за грязи вообще было трудно узнать. Годами женщины пытались его соблазнить, но они неизменно терпели поражение, несмотря на поистине героические усилия. Несколько дам даже получили физические травмы. Мышечные спазмы, сердечные приступы, шок от риска быть подстреленной из проезжающего мимо автомобиля — все это было, но, разумеется, ни одна из них до сих пор не умирала.

— Род занятий?

— Писатель. Романист. Автор любовных романов.

Сержант полиции поднял глаза, увидел, что Джек не шутит, и снова принялся записывать показания:

— Возраст?

Джек ответил не сразу.

— Тридцать пять.

— Отношения с погибшей?

— Мы встречались. Это было наше третье свидание.

— Именно поэтому она была обнаженной?

— Ну да. Полагаю, так.

— Подпишите здесь.

Джек наклонился над столом и подписал протокол. Он чувствовал на себе недоумевающий взгляд полицейского. Джек и сам знал, что совершенно не вписывался в ту жуткую картину, персонажем которой, тем не менее, оказался. Куда уместнее там бы смотрелся жгучий брюнет с зачесанными назад напомаженными волосами, увертливый, вероломный и коварный, а не заурядный обыватель — писатель, который все свои романы издавал под женским псевдонимом.

Сержант процедил сквозь зубы:

— Мы вам позвоним, если нам что-либо еще понадобится.

— Может, мне следует позвонить ее родителям или…

— Мы сами это сделаем.

— Спасибо.

Сержант откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на Джека:

— Довольно опасный трюк она хотела исполнить.

— Я подумал, что он был милым.

Джек вышел из участка и вдохнул сырой воздух улицы. Два часа ночи, конец сентября. Политые дождем скользкие тротуары блестели в свете фонарей. Джек натянул капюшон до самых бровей, сунул руки в карманы и отправился домой пешком — в одиночестве. Безрассудно храбрый поступок, учитывая время суток, но Джек был не в том состоянии, чтобы мыслить ясно.

А ведь это случилось вновь! Ожидания столкнулись, как два атома, летящие по одной прямой навстречу друг другу. И он ее предупреждал! Он выложил ей все как на духу, как делал это со всеми женщинами, с которыми начинал встречаться. Он объяснил ей, что не желает, так сказать, доходить до секса.

— Ты шутишь?

Они всегда этому удивлялись. Как это — без секса? Он же мужчина, черт возьми! А раз так, то должен отбойным молотком вгрызаться в землю при виде любой женщины, которой вздумалось посмотреть в его сторону.

— Но ты выглядишь вполне нормальным.

Верно, выглядел он ничего: темно-каштановые волосы, голубовато-серые глаза, среднее телосложение. Женщины считали его типичным представителем сильной половины человечества. Но за его бровями вразлет таились непостижимые глубины.

— Ты религиозен или что-то вроде того?

— Нет. Религия не имеет к этому отношения.

— Ну, тогда в чем дело?

— Дело в любви, — отвечал он. — В истинной любви. Я жду настоящей любви.

— Настоящей любви?!

Женщины морщили носы, открывали рот и, как правило, отодвигали в сторону чашки с капуччино прежде, чем начать биться головой о стол, давясь от истерического хохота.

Джек всегда пытался отвечать на это улыбкой и небрежным взмахом руки. Судьба человека, его предназначение — каждый смотрит на это по-своему, как он полагал, и ему, Джеку Картеру, судьбой предназначено связать жизнь с той единственной женщиной, для которой секс был бы еще и полетом души, а не просто удовлетворением физиологической потребности, какое получаешь, к примеру, почесав зудящую спину. Потому что сакраментальное «встретиться и разбежаться» стало лозунгом дня. Он даже не мог припомнить, сколько раз просыпался после страстной любовной схватки, во время которой выворачивал наизнанку душу, лишь для того, чтобы наутро застать свою подругу на цыпочках выходящей из его дома. Джек еще помнили тепло и ее запах, в глазах все еще оставалась сладкая дрема… он приподнимался на локте и бросал ей вслед:

— Когда я снова тебя увижу?

И в ответ ему звучало холодное и безразличное:

— Позвони моей секретарше.

И тогда однажды вечером — вспоминать об этом было все еще больно — он встретил Серену. Она была подругой знакомого, и у нее был потенциал. Хорошая работа, чувство юмора. Не красавица, но сложена божественно. Она была самой многообещающей женщиной из всех тех, с кем он встречался после сокрушительного развода, который случился за два года до этого. Они вместе сходили в кино, взяли с собой домой еду из ресторана и проговорили до первой утренней звезды. Видит Бог, она была всем, чего он хотел от женщины: милой, доброй, любознательной. И когда она потянулась к нему, он уже представил, как об этом моменте будет рассказывать их детям. О том, как они шутили по поводу китайской кухни, о том, какого именно цвета была тогда луна. Он вложил в это мгновение всю свою душу, создавая образ, который оставит потомкам. Он отдал ей всего себя, превратившись в идеально настроенный на ее волну инструмент, игравший так, что она обезумела от желания. И когда в пароксизме страсти они закричали оба, он уткнулся лицом в ее шею, чувствуя себя как истерзанный штормом корабль, нашедший, наконец, свою родную тихую гавань.

— Bay, — сказала Серена, когда вновь обрела голос, — ты классно трахаешься.

Ни слова не говоря, он высвободился из ее объятий, натянул одежду и вышел из дома. И в ту ночь он получил второе рождение. Он стал девственником. Возможно, немного слишком экстремально. Но что еще ему оставалось? Он был милым, он был цивилизованным, и его отымели, как последнего лоха.

Так что больше никаких «трах, бах, спасибо, сэр». Он будет сохранять целомудрие до той поры, пока не найдет женщину, которая привяжется к нему по-настоящему. И только когда они оба дорастут до любви и станут доверять друг другу, только тогда он позволит страсти превратиться в ревущее пламя физической любви.

Разумеется, для того чтобы этого достичь, он должен был лучше узнать своих подружек. А иногда и их близких родственников.

— Она превратила твои рододендроны в фарш!

Джек поднял глаза, приблизившись к дому, и увидел сидящего на ступенях подъезда мистера Уинстона. Он пил из бутылки, спрятанной в коричневой бумажный пакет. Мистер Уинстон жил по соседству, в квартире на верхнем этаже, и ему не позволялось ошиваться в палисаднике, куда выходили окна первого этажа его дома, поэтому он оккупировал крыльцо Джека. Благодаря мистеру Уинстону ступени всегда оставались теплыми. Джек ничего не имел против этого. Присутствие мистера Уинстона на ступенях придавало дому жилой вид, и в те вечера, когда ему не хотелось пить в одиночестве, он открывал дверь компаньону, который всегда был под рукой. Джек окинул взглядом неопрятную массу пурпурных бутонов — место, куда упала его последняя подружка.