Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Телескоп «Брюс» заглянул – чего не удавалось ни одному из его предшественников – в глубины южных скоплений звезд и туманностей, занимавших Бейли. Весной 1897 года он попросил официального дозволения Пикеринга заняться «переменными звездами в скоплениях (и не только в них), которые я открыл или мог бы открыть». Бейли предвидел, что предлагаемое им исследование периодичности подобных звезд может занять его свободное время на много лет, в течение которых поддержка и совет директора были бы очень полезными.
Пикеринг одобрил его план, не задумываясь о том, что он может стать источником противоречий между двумя лагерями сотрудников. Бейли упомянул переменные звезды, «которые я открыл или мог бы открыть», поскольку он все больше и больше увлекался их поиском. Вместе со своими помощниками Делайлем Стюартом и Уильямом Клаймером он, выискивая потенциальные переменные, принялся проверять снимки ежедневно, прежде чем отправить их в Кеймбридж. Вскоре миссис Флеминг возроптала.
«По ее мнению, – объяснял Пикеринг Бейли 29 сентября 1897 года, – в подобных случаях признание достается наблюдателям в Перу, хотя на ее долю выпадает немалая часть работы. Ей приходится определять положение звезд, изменение блеска, если они наблюдаются, идентифицировать отдельные линии, классифицировать объект и проверять, входит ли он в звездный каталог. Ей приходится также пересматривать снимки, поскольку тусклые объекты, среди которых примерно половина необычных и столько же имеющих легкие аномалии, не учитываются [в существующих каталогах]. Все это входит в ее повседневные обязанности вот уже десять лет, и по большей части эта работа не может быть проделана в Перу».
«Правда, – признавал Пикеринг, – доктор Стюарт наверняка будет раздосадован, если после стольких трудов по подготовке снимков "Брюса" ему не позволят их изучать. Если затянуть процесс, можно запоздать с открытием новой звезды или другого объекта, представляющего особый интерес».
Бейли, в свою очередь, с пониманием относился к недовольству миссис Флеминг, но считал несправедливым умалчивать об их заслуге в получении «первоклассных снимков» и публично признавать «простой отбор новых объектов по определенным вполне известным характеристикам». Тут Пикеринг был вынужден согласиться и пообещал изменить политику обсерватории. Отныне сотрудники, проявлявшие особое мастерство в фотографии или интерес к ней, должны были надлежащим образом указываться в гарвардских публикациях.
Мисс Мори часто опасалась, что годы усилий, вложенных ею в систему классификации, не получат признания. Но в 1897 году, когда ее «Спектры ярких звезд» вышли в «Анналах Гарвардской обсерватории», имя «Антония Мори» было напечатано жирным шрифтом прямо на титульном листе выше имени Эдварда Пикеринга, директора. Впервые в «Анналах» вышла работа, автором которой была женщина. В 1890 году вклад «миссис М. Флеминг» в «Дрейперовский каталог звездных спектров» был отмечен и признан с благодарностью лишь в предисловии директора.
В предисловии Пикеринга к этому новому выпуску указывалось, что в 1888 году мисс Мори было поручено исследование спектров ярких северных звезд в рамках проекта Мемориала Генри Дрейпера «и одной ей принадлежит заслуга их классификации». Так как ее исследования проводились несколькими годами раньше, пояснял он, они предшествовали «недавним открытиям спектра гелия». Вместо того чтобы переписывать объемистый труд с учетом открытия гелия, мисс Мори изложила его обсуждение и кое-какие новые соображения на шести страницах «Приложения».
По возвращении из Европы в 1895 году мисс Мори удалилась в старое родовое гнездо Дрейперов в Гастингсе-на-Гудзоне, где выросла ее мать. Купола для телескопов дядюшки Генри на холме теперь опустели, но несколько коттеджей на участке все еще принадлежали ее престарелой двоюродной бабке Дороти Кэтрин Дрейпер. Мисс Мори нашла работу поблизости, в Тарритауне-на-Гудзоне, устроившись учительницей химии и физики в Пригородной школе для девочек мисс К. Мейсон.
Ностальгия привела мисс Мори обратно в Колледж Вассара – Покипси тоже был недалеко – на ежегодную вечеринку кафедры астрономии. В студенчестве она училась у Марии Митчелл, первой леди американской астрономии, учредившей астрономические вечеринки и традицию просить всех приглашенных студентов написать на бумажке стихи. Мисс Мори захотелось воскресить эту традицию. Ее «Стихотворное посвящение обсерватории Колледжа Вассара» начиналось так: «Вот башня – сей старинный приют / Убог, но взору мил, / В его стенах следят испокон / Во мраке блеск светил».
Покойной ныне Митчелл не было еще и тридцати, когда она снискала всемирную славу и золотую медаль датского короля за открытие 1847 году «Кометы мисс Митчелл». Мисс Мори тоже едва исполнилось тридцать, но ее жизненный путь как будто ушел в сторону от астрономии. Кто знает, может быть, публикация в «Анналах» вновь вернет ее туда, куда она собиралась в прежние годы, когда, «вперив пытливое стекло / Во глубину ночей, / Я зрила в безднах звездный рой / В струях живых лучей».
Пикеринг пригласил мисс Мори посетить Гарвард в середине августа 1898 года и рассказать о начале ее исследований на собрании выдающихся астрономов, намеревавшихся создать национальное профессиональное сообщество. Явились все, от престарелого ветерана Саймона Ньюкома до 30-летнего Джорджа Эллери Хейла. Хейл, столь успешно организовавший первую в стране астрономическую конференцию в Чикаго летом 1893 года, провел в 1897 году еще одну, посвященную открытию грандиозной новой обсерватории Йеркиса (Уильямс-Бей, штат Висконсин), где был теперь директором. Его приезд в Кеймбридж совпал с небывалой жарой 1898 года, сопровождавшей все три дня собрания. Не менее горячим оказался прием Пикеринга. Так как участников было слишком много, чтобы все они могли разместиться в обсерватории, директор собрал сотню с лишним человек в гостиной своего дома.
«Просторная усадьба профессора Пикеринга оказалась идеальным местом для собрания, – сообщала писательница Гарриет Ричардсон Донахе в журнале Popular Astronomy, – а любезное благородство директора и гостеприимность его импозантной супруги, сердечно приветствовавших гостей, придавали серьезной цели собрания оттенок праздничности и помогали даже людям, далеким от науки, не чувствовать себя чужими». Мисс Донахе сама относилась к числу тех немногих присутствовавших, которые были далеки от науки. Обстановка навеяла ей строки Уолта Уитмена об «ученом астрономе», которые она процитировала в своей статье: «"Таблицы и диаграммы, сложение, деление и измерение" – все это были свидетельства нелегкого труда, доступные лишь знатокам, но за ними виднелись белоснежные контуры бюста какого-то предка хозяина, роскошные краски фамильного портрета или вспыхивала драгоценная оправа миниатюры, создавая атмосферу частной гостиной».
Сотрудники Гарвардской обсерватории выступили с рядом докладов, и первым докладчиком был профессор Серл, рассказавший об «учете личных особенностей» – о том, как влияют на восприятие индивидуальные качества наблюдателя, например острота зрения, координация глаз и рук, скорость реакции. Миссис Флеминг подготовила сообщение о бесчисленных новооткрытых переменных с яркими водородными линиями, обнаруженных на снимках с телескопов «Брюс» и «Бейч» из Арекипы. Директор прочел ее доклад с кафедры, добавив собственный постскриптум. Мисс Донахе писала: «Как отметил профессор Пикеринг в завершение, миссис Флеминг скромно умолчала о том, что из этих 79 звезд почти все открыла она сама. При этих словах гром аплодисментов вынудил миссис Флеминг выйти и дополнить доклад ответами на вопросы». Потом Солон Бейли, только недавно вернувшийся из пятилетней командировки в Перу, выступил на свою любимую тему «Переменные звезды в скоплениях», а завершила выступления представителей Гарварда мисс Мори докладом «О K-линиях Беты Возничего».
Ближний круг участников, в который входили Ньюком и Хейл, приватно встретился с Пикерингом, чтобы обсудить, каким будет национальное астрономическое общество, и составить проект его устава. Все это решилось за один день, хотя с названием общества они не сумели определиться.
К тому времени, когда члены нарождающейся организации разъехались по своим родным институтам, вся астрономическая общественность уже знала о том, что в Европе открыли новый значительный объект Солнечной системы. Густав Витт из обсерватории «Урания» в Берлине и Огюст Шарлуа в Ницце одновременно охотились за астероидами с телескопами и фотокамерами, и ночью 13 августа 1898 года оба обнаружили след нового объекта. Открытие Брюсии Максом Вольфом в 1891 году доказало преимущество фотосъемки в подобных задачах: на фотопластинке с выдержкой два часа и более быстро движущийся астероид оставлял коротенькую черточку на фоне дальних звезд, выглядевших точками. Проявив пластинки,