Теперь он рассматривал ее при дневном свете и увидел лучше,чем накануне, что она отличается от той девушки, которую он знал пятнадцать летназад. Правда, сейчас она казалась ему еще красивее, чем тогда. Верониканаучилась подчеркивать свою красоту, видно было, что этому она уделяет многовремени и старания. Ее волосы, раньше золотистые, теперь были светлыми спепельным оттенком. При помощи косметики Вероника старалась придать своему лицу«интеллектуальное» выражение. Ей хотелось подчеркнуть, что она обладаетуниверситетским дипломом, что имеет свое собственное мнение о произведенияхШекспира и Стриндберга.

— Я попросила вас прийти, — сказала она, — потому что намнужно все обсудить. Необходимо принять меры ради общего будущего…

Она предложила ему ящичек с сигаретами, он взял одну,прикурил и с улыбкой спросил:

— А есть ли у нас будущее?

— Что вы хотите сказать? Конечно, у нас есть будущее! Мы потерялипятнадцать лет, больше напрасно тратить годы нельзя!

— Я очень сожалею, Вероника, но вы, очевидно, не понимаете,ситуацию, — он сел и продолжал:

— Я был счастлив увидеть вас снова. Но у вас — своя жизнь, уменя — своя. Каждый должен идти своей дорогой.

— То, что вы говорите, глупости! — воскликнула она. — Я васлюблю, вы любите меня, мы всегда любили друг друга. Раньше вы были ужасноупрямы, но сейчас это не имеет никакого значения. Наши дороги не так ужразличны, как вам кажется. Я не хочу возвращаться в Соединенные Штаты. Когда язакончу фильм, в котором снимаюсь, я буду играть на большой сцене в Лондоне…Прекрасная роль в пьесе, которую специально для меня написал Элдертон. Этобудет огромный успех.

— Я в этом не сомневаюсь.

— А вы сможете продолжать занятия медициной.

В тоне Вероники звучало снисхождение, когда она добавила:

— Вы, кажется, очень известный врач.

— Мое дороге дитя, — ответил он, — вы забываете о том, что яженат, что — я отец семейства.

— Женат? Я пока тоже замужем. При помощи хорошего адвокатаэти дела можно быстро уладить. Я всегда была уверена, что когда-нибудь выйду завас замуж. Я почему-то очень вас люблю, дорогой, сама этого не понимаю, но этотак!

Она сказала это с лучезарной улыбкой.

— Я очень огорчен, Вероника, но для меня адвокаты ничегоуладить не смогут. Наши жизни не имеют ничего общего!

— Даже после последней ночи?

— Вы же не ребенок, Вероника! У вас уже было два мужа и,наверное, много любовников. Приключение последней ночи ничего не значит.Абсолютно ничего! И вы это прекрасно знаете.

Она продолжала улыбаться и сказала:

— Если бы вы могли видеть себя вчера со стороны! Вы были такпохожи на того страстного Джона, каким он был в Сан-Мигуэле.

— Вчера я и был в Сан-Мигуэле. Вы пришли из прошлого, и яоказался в прошлом. Но сегодня все не так! Я — мужчина, который стал старше напятнадцать лет. Вы меня сейчас совершенно не знаете, и, поверьте, никогда бы неполюбили, если бы знали.

— Вы хотите сказать, что предпочитаете мне жену и детей?

В своем невероятном эгоизме она была искренне удивлена.

— Вам это покажется странным, но я вынужден сказать «да».

— Это не правда, Джон! Вы меня любите!

— Я должен сказать вам честно, — заявил он. — Вы, Вероника,женщина необыкновенной красоты, но я вас не люблю!

Сначала Вероника застыла, как статуя. Когда она заговорила,голос ее был полон ненависти.

— Как ее зовут?

— Кого?

— Женщину, которая стояла у камина вчера вечером?«Генриетта, — подумала он. — Интересно, как она догадалась?»

Вслух он произнес:

— Вы говорите, вероятно, о Мидж?

— Мидж?.. Нет. Мидж — это маленькая невзрачная брюнетка.Нет, я говорю не о ней и тем более не о вашей жене! Нет, я говорю о тойнахальной женщине в костюме, которая стояла у камина! Это ей вы меня приноситев жертву! Не играйте в добродетель и не рассказывайте мне о своей любви к женеи детям! Вы мечтаете только о ней!

Она встала и подошла к нему.

— Неужели вы не понимаете, Джон, что с тех пор, как явернулась в Англию — вот уже полтора года — я все время думала о вас? Почему вывоображаете, что я решила похоронить себя здесь, в этой дыре? Я здесь толькопотому, что узнала, что вы часто проводите выходные в поместье Эндкателлов.

— Значит, это не случай привел вас к ним вчера вечером?

— Вы принадлежите мне, Джон! Вы всегда мне принадлежали.

— Я не принадлежу никому, Вероника! Годы вас так и ненаучили, что нельзя завладеть телом и душой другого человека. Я вам тогдапредложил разделить со мной жизнь. Вы этого не захотели.

— Потому что моя карьера была гораздо важнее вашей!Медициной может заниматься любой!

Он вспылил:

— Думаете, вы так оригинальны, как вам представляется?

— Вы хотите сказать, что я не достигла больших успехов?Возможно. Но я этого еще добьюсь!

Джон посмотрел на нее и понял, что она его совершенно неинтересует.

— Я этому не верю, — сказал он. — Вам многого не хватает,Вероника. Вы хотите иметь все, все. Абсолютно все! Но у вас нет необходимойщедрости. Вы думаете только о себе. Поэтому вы никогда не достигнете вершин вискусстве.

— Я заставлю вас пожалеть об этом! — заявила она спокойно.

Он встал и пошел к двери.

— Я не хотел вас обидеть, Вероника. Вы очаровательнаяженщина, и я вас очень любил. Неужели мы ничего не сохраним?

— До свидания, Джон. Нет, мы ничего не сохраним Вы это скороузнаете! Я вас ненавижу! Я даже не предполагала, что способна так ненавидеть!

Он пожал плечами:

— Мне очень жаль, прощайте!

Джон медленно шел по дороге в «Долину». У пруда стояласкамейка, он сел на нее и стал думать. Возможно, он был слишком суров сВероникой, но он ни о чем не жалел. Он судил о ней без всякого пристрастия. Вэтой женщине было мало хорошего. Лучшее, что он сделал в своей жизни — это то,что он вовремя сбежал от нее. Кем бы он стал, если бы остался с ней?!

У Джона было чувство, что он начинает новую жизнь. Онвырвался из объятий прошлого. Конечно, последние годы он был трудным человеком,портил жизнь своим ближним. Он дал себе обещание лучше относиться к беднойГерде, она всегда так старается идти навстречу всем его желаниям. Онпостарается не быть тираном по отношению к Генриетте. Она, конечно, все равновсегда поступала по-своему и была выше любых скандалов. Но надо старатьсяизбегать этих приступов гнева. «Пойду и расскажу ей обо всем», — подумал Джон.