— Утешься тем, что второму дуэлянту хуже. Он умер.

— Угу, я понял. Слышал разговор Сэлби и шкипера. Но честное слово, я всего лишь пару раз врезал гребцу. И не особо-то сильно.

— Не стоит оправдываться. Полагаю, он был обречен. Еще один волонтер отдал богу душу в ялике без всякого твоего участия. Боюсь, нам больше не придется рассчитывать на гребцов. У этого, что притащился с тобой проститься, видимо окончательно помутился разум. К счастью, он сильно ослабел физически. Но ты славно отмахивался. Приходилось брать уроки бокса?

— Чаще наблюдать, чем учиться. Но я вовсе ошалел, когда проснулся с его лапами на горле.

— Можно понять, весьма шокирующее пробуждение. Энди, а как у тебя с глазами? Нет ли ощущения опухоли или чего-то похожего?

— Вроде бы ничего такого. Док, а что у меня с шеей? — я осторожно провел ладонью по горлу, начавшему зверски болеть, и нащупал на нем небольшую твердость. — Господи, что это⁈

— О, лучше не спрашивай. Это застрявший зуб. Полагаю, резец, унаследованный от нашего последнего по счету покойника.

— Дьявол его побери!

— Не нервничай. Просто застрял в ранке. Можешь сохранить на память.

Я отшвырнул отвратительный сувенир прочь:

— Наверняка заразный.

— Сейчас протру рану спиртом. Но не думаю, что тебе всерьез угрожают недуги гребцов. У них, знаешь ли, довольно специфические болезни, — Док вздохнул. — Иной раз мне приходит мысль — а не расплачиваемся ли мы здесь за то, что довели малоумных доверчивых людей до такого состояния. Впрочем, раскаиваться поздновато…

Я лежал в предутренней тишине и пытался догадаться: на что, собственно, намекал доктор, говоря о волонтерах? Но мысли мои слишком прыгали: восторг, надежда, неверие и боязнь разочарования терзали меня. Нужно отстраниться и хладнокровно взглянуть на игровой стол. Нас осталось четверо. Вернее, пока пятеро, но, похоже. Сан не жилец. Мне искренне жаль — гребец казался вполне разумным и не лишенным юмора парнем. Получше некоторых британцев.

Что ж, нас четверо и мои шансы остаться нужным, перестать выглядеть балластом, весьма повысились. Мертв я или нет, сейчас не так важно. Мы начали весьма интересный фрейм, очки засчитаны, и будет весьма жаль прервать партию. На Дока я вполне могу полагаться, он хоть и себе на уме, но сознает, что в одиночку здесь выжить невозможно. Шкипер тоже вполне предсказуем, по совести говоря, он и в прежние времена относился к такому сопляку как я, на удивление благожелательно. К тому же, я вполне могу просчитать реакцию мистера Магнуса и вектор отскока его шара в большинстве критических ситуаций. Конечно, формально нашей судьбой распоряжается многоумный Сэлби, но ведь придурков на борту «Ноль-Двенадцатого» имелась уйма, а остался один-единственный, да и тот больше для смеха. Пусть считается формальным командиром, а если его поведение станет опасным…

Я ухмыльнулся в слепую темноту. На Болотах бессчетное количество ила и грязи. Здесь каждый может захлебнуться — сэр Кэллог охотно подтвердит, если когда-нибудь мертвецу доведется заговорить.

Глава 6

Винт и масло

— Сдохну! Вот прям щас и сдохну! Вы только гляньте! Да чтоб меня якорем…

Старик Магнус ржал как мерин, увидевший трехгорбого верблюда, и звонко лупил себя по ляжкам. На сей раз я так и не смог догадаться, что случилось. К гоготанию шкипера присоединился дуэт Сэлби и доктора. Вообще-то я знаю, что такое истерика, но для этого утонченного развлечения требуется некий, хотя бы формальный, повод.

Нащупывая «тростью» тропку, я направился к катеру. Было раннее утро, мы даже не успели испить ту бурду, что по гордой традиции именовалась «кофе».

— Ты только взгляни, Энди! — веселился Док. — В смысле, пощупай. Винт, винт пощупай!

Опершись об обшивку кормы я дотянулся до винта. Лопасти на ощупь оказались шероховаты, точно их тронула ржавчина. Но вполне себе лопасти, без всяких дрянных окаменелостей.

— Как вы это сделали⁈ — изумился я.

Они гыкали, перхали и ржали, пока шкипер, наконец, не выговорил:

— Это я, Энди. Лично я и никто иной! Гляжу на эту окаменевшую дрянь спозаранку, безнадега кишки так и гложет: ну, как-так из-за какой-то травы и не с места? Такая злость подперла, взял и бахнул по корке молотком. Просто молотком, понимаешь⁈ А эта дерьмовая корка возьми и осыпься! Дочиста! С одного удара, разрази меня гром!

Мою ладонь наполнили колкой крошкой — остатки сдавшегося трира едва не прорезали кожу.

— Чудеса, — восторженно икая, проговорил Сэлби. — Хотя я говорил — нужно работать и бить! Видите⁈ Все получилось!

За завтраком все обсуждали замечательное происшествие, а я помалкивал. Болота нанесли великолепный в своей неожиданности удар. О, да, это оказалась абсолютно непредсказуемая комбинация. Даже не знаю с чем сравнить. Но в какую именно лузу гонят нас Болота и каким цветом теперь назначен мой шар? Черт возьми, я не знал: восхищаться или ужасаться? Определенно, я уже часть этого влажного душного мира. Но насколько же крошечная и бессознательная его часть! Полноте, да могу ли я считаться мыслящим существом?

— Если вдуматься, все довольно просто, — растолковывал ошалевшему от радости экипажу Док. — Мы слишком мало знали о трире. Имелась версия, что высохший он становится хрупким.

— О чем речь⁈ Я сам сколько раз подсушивал эту дрянь факелами, — возмущался Магнус. — Толку-то…

— Видимо, для хрупкости необходимо строго равномерное высыхание…

— Бросьте, Док. Я вам как на духу говорю: эта ваша наука и на пенни не потянет, раз способна толковать все что угодно, кроме того, как надлежит очищать конкретный винт. Я не вам в обиду, понятно, мы все здесь как те мальки, что случайная волна на берег выплеснула.

— Частично с вами согласен, дорогой мистер Магнус, но только частично! Теперь наука пополнилась еще одним знанием и…

— Потом языки будете чесать, — вмешался грубиян и неуч Сэлби. — Собираемся и отчаливаем. На воду-то своими силами мы корыто спустим? Гребцов нет, зато Энди малость окреп.

— Спуститься не проблема, — пробормотал шкипер. — Но у нас запаса топлива всего миль на тридцать-сорок. И если сразу назад двигаться, то по болоту леса уж точно не найдем. Нужно что-то придумать…

— Вы моряки, вы и думайте! — возмутился наш бравый командир.

Они принялись препираться, а я сказал, что пойду и взгляну жив ли последний гребец. Двое его собратьев уже