и Брома, которые все еще стоят в дверях общежития факультета и наблюдают за мной, пока туман не сгущается и не расплывается обзор.

Я сглатываю и оборачиваюсь как раз вовремя, смотря, как мама выходит из кареты, держа в руках коробку с моими вещами, и направляется в общежитие, дверь в здание открыта настежь. Она стоит ко мне спиной, но все равно чувствует меня, потому что резко останавливается и оборачивается, посмотрев мне прямо в глаза.

— Кэт! — резко произносит она, и впервые в жизни я вижу облегчение на ее лице, как будто она действительно беспокоилась обо мне, хотя это никак не скрывает ее болезненного вида. — Боже милостивый, где ты была? — она поправляет коробочку в руках, когда я подхожу к ней, и оглядывает меня с ног до головы. — И что, черт возьми, на тебе надето?

Придется солгать еще раз, но эту ложь она наверняка захочет услышать.

Я изображаю робкую улыбку.

— Мне пришлось одолжить одежду у учительницы.

Она качает головой.

— Почему? Когда я проснулась сегодня утром и тебя не было рядом, я испугалась, что случилось самое худшее.

— И что же могло быть самым худшим? — с любопытством спрашиваю я.

Она хмурится.

— Что тебя похитил и убил всадник без головы.

Забавно. Раньше казалось, что она особо не переживала по этому поводу.

— О, — говорю я. — Нет. Я встретилась с Бромом у костра, и мы вернулись сюда, в его комнату, чтобы переночевать. Моя одежда, э-э, пострадала в процессе.

Кажется, она преображается на глазах. Белки ее желтеющих, налитых кровью глаз становятся ярче, щеки розовеют, улыбка становится шире.

— Ты была с Бромом? — спрашивает она, и в каждом ее слове чувствуется волнение.

Я сохраняю застенчивую улыбку на лице.

— Да, — и мне не следовало бы говорить следующую часть, но я говорю. — Этого ты хотела, не так ли?

Выражение ее лица на мгновение меняется.

— Этого хотят все. И ты тоже.

Я медленно киваю, сохраняя вид дочери, которая не хочет обсуждать такие интимные вещи со своей матерью.

— Да, хорошо, я бы хотела выпить того особенного чая.

Ее глаза сужаются.

— Чай? В смысле?

— Я только что поступила, мам, — говорю я ей. — Я не хочу детей, пока что.

Она громко смеется над этим.

— Боже мой, Катрина. Учеба не так важна, как муж и семья. Кем же ты себя возомнила, думая, что образование важнее всего остального?

Я чувствую себя так, словно меня ломают пополам, но нет сил вдаваться в подробности, почему мама всю жизнь хотела, чтобы я вышла замуж за Брома, потом заставила меня идти в эту чертову школу, когда он исчез, а теперь хочет, чтобы я снова вышла замуж за Брома, как будто школа больше не имеет значения. Если бы я спросила ее об этом, она бы выдала мне кучу лжи, нагроможденную на другую ложь.

— И все же я бы не отказалась от чая, — говорю я спокойным голосом.

Ее глаза сужаются еще больше, и на мгновение я чувствую, как меня затягивает бездушная пустота.

Боже. Что она за ведьма?

— Я не буду заваривать тебе такой чай. Ты была рождена, чтобы выносить ребенка Брома, Катрина. Это твое предназначение. Твоя судьба, — она указывает на школу. — А это просто… чтобы скоротать время.

Я скрежещу зубами и не могу сдержать слов.

— А что, если Бром не единственный мужчина, с которым я сплю?

Она протягивает руку и хватает меня за запястье, ее хватка болезненна, я вскрикиваю и пытаюсь вывернуться, но она не отпускает.

— Только не говори, что ты все еще с Крейном? Что ты за шалава такая?

Оказывается, мне нравится это слово только когда его говорит Бром.

Ярость взрывается внутри, и я рычу на нее, направляя всю свою огненную энергию, пока она не вскрикивает и не отпускает меня, падая на землю, роняя коробку, и мои книги рассыпаются.

Она смотрит на меня снизу вверх, и я ожидаю, что она вскочит и набросится на меня, движимая гневом, или, возможно, отступит из страха перед собственной дочерью, но вместо этого она смотрит на меня с благоговением, открыв рот, в то время как мою руку пронзает электрический ток.

— Сара, — зовет Фамке, выходит из здания и спешит к нам. — Кэт! — восклицает она, заметив меня. — Где ты была, детка? Что здесь произошло?

Я испытываю огромное облегчение, увидев Фамке, хотя это немного неприятно, учитывая, что она не ведьма, и все же ей разрешено находиться в кампусе. С другой стороны, я многого о ней не знаю.

— Я… я в порядке, потеряла равновесие, — говорит мама, не сводя с меня недоверчивых глаз, пока Фамке помогает ей подняться на ноги. Фамке приседает и начинает собирать книги.

Мама смотрит на меня, слегка покачиваясь.

Я поднимаю подбородок, давая понять, что со мной не стоит считаться.

Но мама только улыбается в ответ.

Хитрой улыбкой.

Такая улыбка бывает у лисы, когда та загоняет добычу в угол.

С холодной ясностью, как будто меня окатили ледяной водой, я осознаю, что совершила огромную ошибку.

«Пообещай, что, когда ты почувствуешь призыв к магии, ко всему странному и необычному, к силе, ты проигнорируешь это», — слова отца звучат у меня в голове. «Что ты никогда этого не покажешь и никому не расскажешь, даже маме».

— Я знала, что в тебе это есть, Катрина, — тихо говорит мама. — Все это время твой отец заставлял меня поверить в обратное, но я знала, что он лжет. Я знала, что в школе все проявится.

Фамке с беспокойством смотрит на мою мать, и я чувствую на себе ее взгляд, но не могу отвести его, ведь мама смотрит на меня так, словно я ее очередное блюдо.

— Посмотри на себя, моя дорогая доченька, — продолжает мама. — Ты созрела для отбора.

Глава 8

Крейн

— Мать-природа в отвратительном настроении, — говорит Дэниэлс, незаметно