центру прохода. По обе стороны от нас несколько рядов церковных скамей, а дальше большое пустое пространство. Мои шаги отдаются громким эхом, когда мы идем, но ее шагов совсем не слышно.

Здесь сыро, и я не могу унять дрожь под шерстяным пальто, как будто тут холоднее, чем снаружи, и пахнет горячим воском, ладаном и влажной землей.

Наконец мы подходим к алтарю, сделанному из костей, с перьями, свечами и куриными лапками, разложенными на деревянном столе, и она манит меня пальцем, чтобы я следовал за ней, хотя понятия не имею, куда идти.

Но мы заходим за алтарь, и там я вижу дверь и ступени, ведущие в хорошо освещенный подвал.

На мгновение меня охватывает страх, когда я вспоминаю фрагмент своего сна. Я был в подвале, рядом с Леоной, и внезапно мое нутро словно кричит мне не следовать за ней, что это ловушка.

Мы все мухи в паутине.

Но мои ноги продолжают двигаться благодаря любопытству, и я спускаюсь по ступенькам, пригибаясь на ходу.

— Простите за низкие потолки, мистер Крейн, — отмечает она. — Тогда люди были ниже ростом.

— Я к этому привык, — говорю я ей, с облегчением видя, что пространство под собором представляет собой всего лишь короткий, выложенный камнем проход, освещенный факелами, с двумя дверьми напротив друг друга, на одной из которых выгравированы «Сестра Леона Ван Тассел», а на другой — «Сестра Ана Ван Тассел».

Она открывает дверь, которая издает зловещий скрип, и мы заходим внутрь. По мановению ее руки в комнате зажигаются все свечи, как и камин в углу.

— Присаживайтесь, — говорит она, занимая свое место за столом из тикового дерева.

Я сажусь на старый бархатный стул напротив нее, моя фигура слишком высока для этого, мои длинные ноги неловко расставлены.

— Почему такое чувство, что меня вот-вот уволят? — спрашиваю я, надеясь, что это звучит как шутка.

Но, судя по сдержанной улыбке на лице Леоны, не думаю, что удачная.

— Не совсем, Икабод, — говорит она, складывая руки на столе. — Или, зависит от того, что вы скажете на обвинения.

Мои брови поднимаются, а желудок сжимается.

— Обвинения?

— Да, — резко отвечает она. — До моего сведения дошло, что у вас сексуальные отношения с одной из студенток. С Катриной Ван Тассел.

Полагаю, я должен испытывать облегчение, что она не сказала «с двумя студентами».

— А что, нельзя было?

Она моргает, глядя на меня.

— Прошу прощения?

Я развожу руками, защищаясь.

— Я не знал, что это запрещено. Не помню, чтобы видел здесь какие-либо правила, касающиеся отношений между учителем и учеником.

— Это само собой разумеющееся, мистер Крейн, — предостерегает она меня.

— Понятно, — говорю я. — Что ж, тогда простите, я не знал.

Она бросает на меня презрительный взгляд.

— Вы правда ждете, что я поверю… о, не важно. Вы должны немедленно прекратить отношения.

— Или?

— Или я вас уволю.

Я прищуриваюсь, изучая ее. В данный момент она выглядит относительно нормально. Странно нестареющая, но не лишенная привлекательности пожилая женщина, но время от времени ее лицо меняется, как будто чем больше она злится, тем больше теряет своей магии. Она что-то скрывает.

Она скрывает свое настоящее лицо.

Я на мгновение закрываю глаза, отказываясь давать волю своему воображению, как это обычно бывает. Последнее, что мне нужно, — это начать представлять, как она могла бы выглядеть на самом деле.

— Могу я задать вам вопрос? — говорю я, открывая глаза и осмеливаясь еще раз взглянуть на нее.

— Какой? — спрашивает она с усталым вздохом.

— Сколько вам лет?

Ее заостренный подбородок вздергивается.

— Не думаю, что это уместный вопрос, — говорит она надменным тоном.

— Я не хочу вас обидеть, мне просто любопытно. Вы молодо выглядите.

— Что ж, приму за комплимент, — говорит она, складывая руки, и на мгновение кажется, что у нее появились лишние костяшки пальцев. — Но я достаточно взрослая, чтобы управлять школой, и делать это хорошо. А это значит, что нужно установить закон, когда речь заходит о таких учителях-нарушителях, как вы.

— Сто лет? — продолжаю я. — Двести?

Она издает отрывистый смешок.

— Мистер Крейн, я не бессмертна.

Я наклоняюсь вперед на стуле, упираюсь локтями в бедра и смотрю ей прямо в глаза.

— Нет. Но вы бы очень этого хотели.

Она выпрямляет спину.

— Разве не все этого хотят?

— Нет, — отвечаю я, качая головой. — Я не хочу. Я общался с вампиром. Ему пришлось наблюдать, как умирает его любовь, а он мог только жить, тоскуя по ней. Никому бы такого не пожелал.

Леона наклоняет голову, изучая меня. Я ненавижу ощущение ее взгляда на своей коже, словно жужжащие мухи садятся и взлетают, а ты не успеваешь их прихлопнуть.

— Я вам не верю, — предполагает она. — Вы слишком любопытны, чтобы просто подчиниться и умереть. Вы хотите знать, что везде происходит? Вы хотите наблюдать за тем, что происходит с миром. Но я могу рассказать вам, мистер Крейн. Этот мир горит. В конце концов, мир сгорит, и все, что останется, — пепел… и мы, ведьмы.

Я пристально смотрю на нее мгновение, потом хлопаю себя по колену.

— Я буду придерживаться своего мнения.

Она одаривает меня ядовитой усмешкой.

— Хорошо, мистер Крейн. Вам повезло, что бессмертие все равно никогда не выпадет на вашу долю. Вам суждено умереть, как и всем остальным.

У меня мурашки бегут по коже. Я решаюсь.

— Кто такой Горуун?

Ее тело напрягается.

— Простите?

— Горуун, — повторяю я с улыбкой. — Я слышал, как здесь упоминали это имя. Пытался найти информацию о нем в библиотеке, но ничего не смог найти, — что является полуправдой. Сегодня у меня не было времени провести какие-либо исследования, но я решил, что все равно лучше услышать это от нее и посмотреть, совпадет ли это с тем, что я узнаю в будущем.

Какое-то мгновение она непонимающе смотрит на