– Да, мне очень хорошо знакомо это чувство. – Затем Тео тряхнул головой и отвернулся. – Значит, углубленное образование для принцессы включало в себя курс о погоде. Что еще?

Несмотря на более официальный тон, которым он заговорил, Тео казался искренне заинтересованным. И я рассказала о том, как скучно, по большей части, было учиться, и получила удовольствие от возмущения, отразившегося на его лице, когда упомянула о ежеутренних тренировках с солдатами.

– И твой отец это позволял? – спросил он, широко раскрыв зеленые глаза.

– А кто, по-твоему, вел эти занятия?

Тут Тео, как ни странно, засмеялся, хоть и с оттенком недоверия. Затем он рассказал, как Иро учил его пользоваться мечом, и говорил больше, чем когда-либо прежде. Это было совсем не похоже на то, как он обычно цедил по одной фразе. В какой-то момент шум бури отошел на задний план. Было легко забыть, что есть что-то за пределами этой каморки. Не было ни вражеских королевств, ни грядущего Совета, ни разрушительной бури. Только я и Тео. И меня это не беспокоило так сильно, как должно было бы.

Глава 21

Часы летели, температура падала, и разговоры стали отнимать слишком много энергии. Мы оба знали лишь один способ согреться. Дело оставалось только за тем, кто первым скажет это вслух. Зная Тео и его чрезвычайную чопорность, я скрепя сердце открыла рот.

– Жуткий холод! – По телу прошла дрожь, сотрясая и без того ноющие суставы.

– Замерзнуть до смерти нам не грозит. – Он вернулся к своему обычному отрывистому тону, и до меня начало доходить, что он говорил так, когда был не в своей тарелке.

О, звезды!

– Знаю, – сказала я чрезвычайно терпеливо, как обычно разговаривала с самой младшей сестрой. – Но нам грозит провести препаршивейшую ночь.

Тепла не будет до утра (не то, чтобы я могла ему это сказать), а слабого пламени фонаря едва ли хватит для поддержания температуры. Тео продолжал смотреть перед собой, я фыркнула, выпустив белое облачко пара изо рта.

– Ваши моральные принципы нас не согреют, лорд Тео, и давай начистоту. Только не говори, что вы со своими солдатами никогда не прижимались друг к другу, чтобы согреться.

Он подтвердил, единожды отрывисто кивнув головой.

– Тогда чем это отличается?

– Ты сама знаешь чем!

– Неужели? – Я приподняла бровь, но мою гримасу испортил очередной приступ озноба. – Слушай, мы можем просто расстелить твой плащ на полу и укрыться моим платьем. Мы останемся почти полностью одетыми, – выдавила я сквозь стучащие зубы.

Мне было не стыдно признавать, что практичность превалировала над моими нестрогими принципами. Мне нужны все силы, какие только есть, чтобы не дрогнуть перед тем, что меня ждет, а если ночью нам придется замерзать вместо того, чтобы отдохнуть, у меня их не останется. Тео наблюдал за тем, как меня охватила очередная дрожь, и, наконец, сдался.

– Ладно. Только… держи свои руки при себе.

Я приподняла бровь.

– Размечтался!

Он проигнорировал меня и расстелил плащ на полу, затем с сомнением посмотрел на мое платье. Я не дала ему шанса передумать, быстро повернувшись и махнув ему рукой. На этот раз, когда он развязывал тесьму, его пальцы еле гнулись от мороза. Тео отвернулся, а я, извиваясь, выбралась из платья и улеглась на теплый плащ, натянув на себя широкие юбки, чтобы укрыться, пока он не заметил кинжал на бедре. Тео улегся рядом, и я сама обернула его руку вокруг себя, не желая полвека мерзнуть в ожидании, пока он соизволит это сделать. Я уткнулась лицом ему в грудь, и он, как поначалу ни сопротивлялся, крепче прижал меня к себе. Через некоторое время его тепло согрело меня, уняв озноб. По телу разошлась приятная волна теплоты, и я прижала холодный нос к его груди, чтобы согреть. Тео замер от моего движения, но промолчал.

Когда я свернулась калачиком в его руках, утихли даже раскаты грома и вой ветра снаружи, их полностью заглушил участившийся стук его сердца. Я сосредоточилась на этом звуке, позволив ему заглушить все мысли и, в конце концов, убаюкать меня.

Когда я проснулась, стало теплее. Даже жарко, но это не был неприятный зной палящего солнца, скорее, горячее уютное тепло потрескивающего очага в зимний день. Легкое покалывание вдоль позвоночника обещало солнечный день, но это не объясняло то, что я сейчас чувствовала. По мере того, как сознание возвращалось, я, к своему изумлению, начала понимать, что это тепло исходит от другого человека. Большого и мускулистого человека, который по-прежнему крепко обнимал меня, медленно выводя большим пальцем круг у меня на пояснице.

Я открыла глаза и стала поднимать их, пока не встретилась взглядом с Тео. Наверное, ночью он погасил фонарь, но лучи солнечного света просачивались через люк в потолке, зажигая золотистые огоньки в его карих глазах и заливая каморку туманным неземным багрянцем. Я открыла было рот, чтобы пошутить, но что-то заставило меня прикусить язык. Может, его пристальный взгляд, может, то, что у него сна не было ни в одном глазу, но он продолжал крепко прижимать меня к себе. А может, то, как его взгляд остановился на моих губах, и как его полные губы приоткрылись, словно повторяя движение моих. Как каждое нервное окончание в моем теле вдруг словно оголилось, ощущая обжигающий огненный след везде, где его кожа соприкасалась с моей через тонкую сорочку, казавшуюся лишней и одновременно слишком тонкой.

Он ослабил объятие, его рука скользнула с моего плеча к бедру, он потянулся ко мне так медленно, что это было похоже на вопрос – вопрос, на который я не знала ответа. Зато я знала, чего хочу прямо сейчас. Я откинула голову, когда Тео наклонился ко мне, преодолев разделявшее нас расстояние. Несмотря на холод прошедшей ночи, его губы оказались теплыми и нежными. Нежное прикосновение, шелестение кожи о кожу, заставившее меня тихо ахнуть. Тео издал в ответ глухой гортанный звук, перевернув нас так, что он навис надо мной, опираясь с обеих сторон на мускулистые предплечья, не прерывая поцелуя.

Часть мозга посылала мне сигналы тревоги, напоминая, какая это невероятная глупость. И старательно перечисляя все причины, по которым мне определенно не стоит целоваться с Теодором Коронаном, мужчиной, который везет меня навстречу приговору и, чаще всего, не может даже определиться, нравлюсь я ему или нет. Но в этой темной каморке, отрезанной от всего мира, я не могла заставить себя задуматься об этом. К тому же я никогда особенно и не прислушивалась к этому тихому голосу в своей голове. Потому-то здесь и оказалась.

На мгновение я отстранилась, не в силах удержаться и не поддразнить его:

– Ты все еще хочешь, чтобы я