class="p">Хотя и блюлся спиртик у Федора, ведь он тогда при делёжке получил его семь ведер, надёжно припрятал, сам не пил и мало продавал, все копил, – на свадьбу ему пришлось гнать и самогонку. Не раз приходилось Федору в бане корпеть над самогонным аппаратом, коптиться и мазаться в саже, гоня эту проклятую жидкость. Не раз по недоглядке самогонка шла бардой, изводя Федора до полного изнеможения и исступления.

– Раз затеялась свадьба, то и хлопот с ней не уберешься, ведь не мы первые и не мы последние, – успокаивала его жена Анна, мало к чему утруждено приступая сама, ведя только общий надзор за приготовлением к свадьбе. Делясь с приближенными бабами о свадебных хлопотах, она сокрушенно, но хвастливо говаривала:

– С этой свадьбой закружились мы до упаду!

После хлопотливых приготовлений наконец-то наступил день свадьбы. Около дома Крестьяниновых скопилось несколько запряжённых разряженных лошадей, подвод, приготовленных в поезжанье. Тут и Митька Кочеврягин со своей лошадью и телегой.

Пока жениха и невесту готовили к венцу, лошади беспокойно переминались с ноги на ногу, звеня колокольчиками и бубенцами. Около лошадей толмошились мужики – хозяева каждый своей лошади. Они по-хозяйски осматривали телеги, проверяли запряжку, чтобы «в поезде» не случилась непредвиденная какая-нибудь неурядица.

Жениха с невестой благословили, их чинно усадили в тарантас. Свахи расселись по телегам, и поезд тронулся к церкви. Улица огласилась весёлым перезвоном колокольчиков, пронизанным басовитыми голосами бубенцов-глухарей.

Через час после окончания процедуры венчания из церкви вывалился нарядный народ. Молодых снова усадили в тарантас. Свахи, как обычно, заняли места по телегам, и поезд снова тронулся, но теперь уже от церкви к дому молодых.

Разуряженные лошади неслись вскачь, не жалея кнута им поддавали кучера. Каждый старался показать свою удаль. Грохот колёс, звон колокольчиков, бабий визг – все это слилось в единый концерт деревенского неудержимого весёлого азарта и ухарства.

На повороте около Дунаева произошла заминка. Головная лошадь, запряжённая в тарантас, в котором сидели молодые, внезапно сбавила бег, заупрямилась. Тарантас приостановился, колеса в полуоборота стали вертеться то взад, то вперед, колыхая тарантас на одном месте. Лошадь, переминаясь с ноги на ногу, топотала копытами, как перед большим препятствием, не решалась сдвинуться с места. Она испуганно метала бельмами глаз, пыхая из ноздрей разгорячённым паром.

Мишка, брат жениха, сидевший на козлах и правивший лошадью, передергивая ременными вожжами и смачно чмокая губами, старался послать лошадь вперед, но она упрямилась и продолжала переминаться. Мишка решил применить кнут. Он, злобно выругавшись, огрел лошадь кнутом под ляжку – лошадь взвилась на задние ноги. Лягнув воздух задними ногами, выпрыгнула из оглобель, правая оглобля, хрястнув, переломилась надвое. Дело оказалось совсем непоправимым.

Сконфуженным жениху и невесте пришлось высадиться и до дома идти пешком в сопровождении крестного и крестной.

Причина этой неувязки оказалась злонамеренная проделка Баданихи, зловредной бабы-колдуньи. Она, мстя жениховой родне, высыпала мусор из избы на дорогу с заворожками.

Остальные телеги со свахами лихо пронеслись мимо. У самого женихова дома, при повороте, заднее колесо Митькиной телеги наскочило на кем-то брошенный камень, телегу буйно встряхнуло, из нее в придорожную пыль вывалились бабы-свахи. У одной при падении до пояса завернулся сарафан, оголилось белое, как тесто, тело. Тут и смех, и грех!

Молодых через настежь распахнутые ворота встретили отец и мать Алеши. Затем вся родня, присутствующая при встрече, хлынула в избу. Пока рассаживались молодые и свои приближенные родные, с улицы появились родные с невестиной стороны. Встречать гостей Федор с Анной вышли в сени. Приглашая в избу, Федор по одежде определял, кто какого сословия: кто разодет понаряднее, тот и степенство в поведении имеет.

Под общий шорох передвигания скамеек, стульев и табуреток и перемещение тел по лавкам наконец-то все гости расселись. Закуска на столах размещена, выпивка в ведрах и дойницах заняла тоже свое место на каждом столе. Хозяин дома Федор, блестя своей широкой вспотевшей лысиной, приступил к открытию пира. Держа в руке стакан с разбавленным спиртом, он обратился с краткой речью к молодым и гостям:

– Ну, молодые, поздравляю вас с законным браком! – и тут же круто повернувшись к гостям, продолжил, – а к вам, дорогие гости, у меня просьба – пейте, закусывайте, песни пойте, веселитесь, только не курите. Мы, вон, с дедушкой, да и две бабушки у нас, табачный дым не переносим, а уж кого приспичит невтерпеж, то вон в сени или на улицу, теперь лето. Ну, как, я так и все! – закончил он свою назидательную речь, одним махом переливая содержимое стакана в рот. Поморщившись, он закусил, жуя неподатливый кружок огурца, он принялся разливать вино по рюмкам для баб и по стаканам для мужиков.

После выпитого первого стакана гости повеселели, в перезвякивании стаканов и вилок завязался разноголосый разговор. Повеселевший от выпитого жених стал развязней, переживание случившегося в «поезде» отошло в сторону, он все свое внимание стал обращать на свою молодую. Начал вертляво крутить головой и, не дожидаясь возгласа «горько!», осмелился поцеловать ее в губы. Молодая от неожиданности застеснялась, старалась отстраниться от навязчивого нареченного мужа, но он увертливо извертывался и то и дело чмокал ее в губы. Он прямо-таки заласкал свою невесту, не давая ей вздыху.

– Эх ты, зазнобушка ты мой! – разгорячено нашёптывал он ей в раскрасневшее ухо.

Посмелевшие и раскрасневшие от вина и духоты гости затянули нудную песню, а две молоденькие свахоньки, изрядно подвыпив и осмелев, приступили к молодым, испытывая их в словесности. С ухмылкой улыбаясь, горячо дыша винным перегаром, перемешанным с запахом огурца, они сначала обратились к жениху:

– А скажи-ка нам, как зовут, которая рядом с тобой сидит?

– Татьяна Ивановна! – бойко и резво отчеканил жених. Такой же вопрос был задан и невесте, та, несколько смущаясь, ответила:

– Алексей Федарыч!

Потом, жеманясь, с особыми причудами и вычурами, свахоньки заставляли целоваться молодых по нескольку раз под общий одобрительный смех и суматоху.

После «сыров» гости затолмошились, заерзали по лавкам, загалдели, как галдят всполошенные галки. В этот момент Федор решил применить свой козырь: он еще заранее, до свадьбы, в четверть мутноватой самогонки, для настойки, положил щепоть куриного помета. Понаслышке он знал, что такая настойка любого стойкого пьяницу с ног свалит. Он в это-то время и выволок из чулана эту четверть и поставил ее на стол. Прежде чем разливать, он взболтнул жидкость, содержание в четверти стало еще мутноватее. Он разлил в несколько стаканов и раздал их преимущественно мужикам, сем себя, конечно, обнёс в этот раз.

Гостей разобрало еще