судьба мира. И вопросы у нас — иные, а следовательно, мы получаем иные ответы.

— Дед. Вспомни, пожалуйста, с кем говоришь. — Я присел на подлокотник кресла. — Жаль в очередной раз рушить твои спасительные иллюзии, но я — малообразованный солдат из мира, где философия исчерпывается глубокомысленными надписями на стене общественного туалета. Объясни мне на моём языке, что всё это значит?

Дед подошёл ближе, оперся руками на спинку кресла.

— Вспомни, как ты попал сюда. Вспомни, как умер — и появился заново… Я ведь не перенёс в наш мир твоё тело, это невозможно. Невозможно в принципе, Костя. Никто и никогда не переносился из одного мира в другой в своём теле, в материальном виде. Потому что в каждом мире бытие несколько различается… Скажем, чаще всего при таком переносе происходит сильнейший взрыв, и материальный объект переноса прекращает существование.

— А это тут с какого боку? — пожал я плечами.

— С такого, что путь в другие миры, в пространство между ними и вообще в любые места за пределами нашего мира лежит через… — Дед поднял руку и постучал пальцем себе по виску. — Разум, Костя. Разум человека может многое. Даже простого человека. А разум мага может несоизмеримо больше. И увидеть Тьму можно только при помощи разума.

— Это вроде гипноза, что ли? — Я не сумел скрыть скепсиса.

— Вроде. Но когда тебя гипнотизируют, твоё сознание направляет воля гипнотизёра. Она создаёт иллюзии, которые неотличимы для тебя от реальности. А здесь, — Дед похлопал ладонями по спинке кресла, — здесь ты ведёшь себя сам. В единственно верном и нужном направлении.

Я зевнул. Не потому (ну ладно, не только потому), что мне было скучно. Просто я действительно давно не спал.

— Лучше попробуй, — сухо сказал дед. — Просто попробуй. А потом мы обсудим всё остальное.

Он наклонился, щёлкнул выключателем, и лампа засветилась тошнотворно синим светом.

— Что мне делать? — развёл я руками.

— Сиди и смотри в зеркало.

— Сколько?

— Сколько понадобится.

— А сколько понадобится? Я через пять минут усну крепче, чем твой шофёр.

— Так спи, — улыбнулся дед. — Это не будет иметь никакого значения.

И он ушёл, закрыв за собой дверь. А я остался один в мрачном неуютном помещении.

Потянул воздух носом. Ну… вроде как вентиляцию эти мудрые маги здесь устроить додумались. Не задохнусь — и на том спасибо.

Чувствуя себя полным идиотом, я сел в кресло, положил руки на подлокотники и поднял взгляд.

Абажур синей лампы находился ниже кресла, а зеркала, несмотря на наклон, низ не отражали вообще. Поэтому при таком положении эффект возникал невероятный. Я видел словно бы некое пространство — где был свет, но не было источника света, и не было никаких объектов.

Сердце сжалось. Пространство до боли напоминало то, в котором я парил, когда мой дух вышел из тела. А что если меня и сейчас вышибет? Унесёт чёрт-те куда. Может, в рай, а может, в ад. Впрочем, для таких, как я, наверное, работает чистилище. Или же эта система вообще не про нас. Куда нам, с немытым рылом, в такие высокие сферы. Отправят на очередное перерождение; ещё спасибо, если память не сотрут…

Впрочем, скоро гнетущее впечатление как пришло так и ушло. Остались лишь тишина, приглушенный свет и адская усталость. Веки сделались тяжёлыми, словно могильные плиты. Я пытался бороться с их весом, но с каждой секундой становилось всё очевиднее: в этой битве мне не выиграть.

И в тот миг, когда я уже готов был сдаться, закрыть глаза и уснуть, в зеркале возникло движение.

Я широко распахнул глаза, подался вперёд. В кровь выплеснулся адреналин, и сонливость как рукой сняло.

Это совершенно точно не было иллюзией или галлюцинацией. Из глубины зеркала ко мне кто-то шёл. Шагал по этому странному пространству так, будто под ногами у него — каменные плиты.

Фигура увеличивалась. Постепенно я начал различать одежду — пиджак, сорочку, брюки, трость в руке — и черты лица. Лицо показалось мне знакомым, но момента узнавания всё никак не было. Где я мог его видеть? Кто это, чёрт подери, такой⁈ И как мне вообще реагировать на происходящее?

Я призвал цепь, она возникла, намотанная на правую руку, и тускло блеснула, готовая к драке.

Человек остановился у самой границы зеркала — так мне показалось — и посмотрел на меня с улыбкой. Он уже был нормального человеческого размера — так, словно зеркало было лишь проёмом в соседнее помещение, и в этом помещении он и стоял.

«Ты кто такой?» — попытался я спросить.

Звука не получилось, губы не шевельнулись. Однако вопрос явно дошёл до адресата. Тепла в улыбке незнакомца со смутно знакомыми чертами лица прибавилось. И я «услышал» ответ у себя в голове:

«А ты повзрослел, сынок. Как быстро летит время».

* * *

Первая мысль — о гипотетическом отце из моего родного мира — была явно нелепой и быстро скончалась. Какой там у меня мог быть отец? Глупость.

Номером два пришла мысль, сильная и яркая, как вспышка сверхновой. До меня вдруг дошло, почему лицо этого человека кажется мне знакомым.

Да он же походил на меня самого! На Костю Барятинского. Или, если уж быть до тошноты точным, это Костя походил на него. На Александра Григорьевича.

«Зачем явился?» — спросил я.

Получилось грубо. Изображать сыновнюю любовь я не умел — никогда прежде этого не делал, — да и не считал уместным. Но на Александра Григорьевича моя нарочитая грубость впечатления не произвела.

«Мне жаль, что я не остался с тобой. Жаль, что не увидел, как ты взрослеешь…»

«Ты бы ничего этого не видел, даже если бы остался, — возразил я. — Ты и при жизни не замечал ни Костю, ни Надю. Если бы ты не погиб на той дуэли, то так и продолжал бы работать до самозабвения — чтобы отвлечься от тоски по рано ушедшей супруге. А когда не работал, ты бы пил. Играл бы на бирже, жалел бы себя. И так — до тех пор, пока не понял бы, что разорен. Знаешь… Мне не хочется думать, что бы ты сделал дальше».

«Грустно, но справедливо, — задумчиво согласился призрак. — Да. Пожалуй, ты прав».

«Зачем ты пришёл? То, что обниматься я к тебе не полезу, мы уже выяснили. Ещё какие-то вопросы остались?»

И тут Александр Григорьевич сделал нечто вовсе неожиданное. Он перешагнул границу зеркала и спрыгнул на пол. Сделал это до такой степени буднично и просто, как будто вместо зеркала между нами и правда был всего лишь проём.

Глава 11

Тьма

Выпрямившись, «отец» отряхнул пиджак — так, словно мог нацеплять пыли, пока переходил из одного мира в другой. И вновь уставился на меня.

Он всё ещё улыбался. Его как будто переполнял некий нездешний мир и покой. И, как ни странно, я помнил это чувство. Оно было так близко, когда умер капитан Чейн. Казалось таким манящим… Но я сам выбрал иной путь. Путь борьбы.

«Я знаю, что ты — не мой сын, — сказал Александр Барятинский. — Но у тебя мозг моего сына, потому именно мне и выпало прийти. Прости, что всё так сложилось. Для того, чтобы мой визит не был совсем уж напрасным, передай кое-что деду».

«Излагай», — кивнул я.

«Скажи ему, что он ни в чём не виноват. Я сам сделал со своей жизнью то, что сделал. И пусть он не торопится сюда. Сейчас для этого не лучшее время».

«А бывает лучшее время, чтобы умереть?» — Я уже начал веселиться. Ситуация напоминала какой-то сюрреалистический фарс.

«Бывает, — кивнул Александр Григорьевич, и улыбка покинула его лицо. — Любое время, когда мир не окутывает Тьма, выползшая из Бездны».

Тут и мне как-то резко расхотелось шутить. Я подался вперёд.

«Что ты знаешь о Тьме?»

«Что может знать покойник? Я только вижу. И ты можешь видеть то же самое».

Зеркала потемнели. Как будто пространство за стёклами наполнилось непроглядно чёрным дымом. Но это был не дым. Я видел смутные контуры, постоянно меняющиеся, перетекающие, струящиеся. Как будто бесконечно огромный клубок змей… Но бесполезно было искать аналогии. То, что я видел, не имело аналогов в этом мире. Материя, но не материя. Энергия, но не энергия.

Тьма. Просто тьма.

«Она будет рваться сюда, — сказал Александр. — Снова и снова. Прорехи будут появляться тут и там, но — вблизи основного прорыва».

«Цесаревич».

«Именно. Приглядывай за ним».

«Что произойдёт, если его убить?»

«Убьёшь его — откроешь Тьме парадные ворота. И тогда уже ничто её не остановит».

«А сейчас её остановить можно?»

«Этого