квест надо выполнить, а после него хотя бы до Рима добраться. Куда там Египет, — скептически заметил Иван, — в общем, в понедельник общая встреча. Я там договорился — всех игроков из нашей команды предупредят системными сообщениями.

— Так они могут и не знать по поводу восстановления игры? — возразил я.

— Ну, только если будут слепыми и глухими, — рассмеялся мой собеседник, — завтра широкая реклама пойдет. Ты лучше скажи, победишь шведа? Хочу миллион поставить… — он опять посмотрел в сторону и поправился, — миллион двести тысяч. Алена решила присоединиться.

— Какой коэффициент? — осведомился я.

— Один к шести, — насмешливо фыркнул император, — не уважают тебя совсем. Но с другой стороны, это и хорошо. Ты выигрываешь, мы выигрываем…

— И каков мой процент? — невинно осведомился я.

— Чего? — Иван изумленно посмотрел на меня, а потом рассмеялся, — я вот все думал, когда же ты спросишь? Ну, два процента, с выигрыша!

— Пять, — отрезал я.

— Какие пять? — возмущенно посмотрел на меня император, — два процента от шести миллионов чистого выигрыша, сто двадцать тысяч! И ты ничем не рискуешь…

— Рискую своим здоровьем, — возразил я, — не надо быть скупым, Ваше Величество.

— Ладно, уломал, — проворчал тот, — пять процентов.

Мы пообщались еще немного, по большей части на тему «Мифов и Легенд», и распрощались. Про Потемкину, в присутствии Скуратовой, я говорить не стал. Лучше тет-а-тет эту тему обсудим. А потом уж если хочет, пусть рассказывает. А я позвонил Ефиму и распорядился поставить на полуфинал на меня пятьсот тысяч рублей. Весь свой прошлый выигрыш. Надо отдать должное моему управляющему, он не выразил ни капли сомнения, заверив, что тотчас это сделает. Думаю, наш купец Первой Гильдии был несомненно рад подобной прибыли. После этого я со спокойной душой отправился спать.

На следующий день, в полдень, мы входили в просторный зал, расположенный на третьем этаже административного здания, примыкавшего к Арене. По дороге на пресс-конференцию, Татищев прямо-таки упрашивал всех не вестись на провокации. Мол, Московская академия должна быть выше всех скандалов. Но, как выяснилось, все это прошло мимо наших ушей.

Мы расселись за длинным столом с установленными на нем микрофонами, согласно стоявшим здесь же бронзовым табличкам с фамилиями. Русские, шведы, итальянцы, японцы и китайцы. Представители пяти академий, принимающих участие в полуфиналах. Русских оказалось трое, шведов двое, остальные по одному представителю… рядом с каждым расположили по два тренера, разделяя, таким образом, бойцов разных команд. А с самого края, словно дистанцируясь от участников и тренеров, за отдельным столом, в мягких креслах, разместились Строганов и Сабуров.

На задних рядах устроились вылетевшие члены команд, а первые ряды зала заняли корреспонденты. Человек двадцать, наверно. Если судить по надписям на микрофонах, практически из всех стран, что участвовали в турнире. Даже немцы, англичане и французы, ни один из бойцов которых не дошел до полуфинала.

Честно признаюсь, не ожидал, что вопросы, помимо традиционных, вроде: «Как вы оцениваете своего соперника?», и традиционных ответов на них: «Соперник серьезный, будем стараться», перешли в какую-то скандальную плоскость. Началось с того, что итальянец Сарести, на вопрос, что он думает о своем противнике, просто заявил, что тот слабак и Сарести обязательно размажет его по рингу. Причем все это было произнесено на вполне хорошем русском языке. Понятно, что опешивший от такого поворота пресс-конференции Горчаков, на радость журналистам, вспылил. Правда, сначала он сдерживался…

— Думаю, господин Сарести все узнает на ринге, когда его будут оттуда уносить, — максимально спокойным голосом парировал он.

— А господин Горчаков любит фантастику, — спокойно начал итальянец, — но на Арене у него будет реальность. Так что пусть готовит себе инвалидное кресло.

— Слышишь ты, ушлепок, — зарычал Горчаков, — тогда ты себе лучше заранее место на кладбище бронируй.

После этих слов, итальянская команда, сидевшая за спинами журналистов, взорвалась свистом…

— О, господин русский сразу хочет заявить, что нарушит правила турнира? — ехидно осведомился итальянец, — ну, понятно, правила не для всех одинаковы.

— Я бы попросил вас, уважаемый господин Сарести, воздержаться от оскорблений, — тут внезапно поднялся со своего места Сабуров и под его пронизывающим взглядом итальянец как-то сдулся, — князь Горчаков, конечно, не прав, — такой же взгляд достался Илье, но подействовал на него гораздо менее эффективно, — но вы его спровоцировали.

Итальянец с презрительным видом хмыкнул и надменно кивнул начальнику местной службы безопасности.

— Еще один выкрик сзади, — персонально обратился Сабуров к сразу притихшим итальянцам на «галерке», — и я выгоню нарушителей.

На этом, вроде, страсти улеглись. Но дурной пример заразителен — по пути Сарести решил пойти Рагнарссон, но я просто проигнорировал его наезд, заявив, что не обсуждаю бои вне ринга, и поговорить нам лучше там. После чего тот как-то даже растерялся и не нашел, что ответить…

Дальнейшая пресс-коференция прошла без сучка и задоринки, если не считать заданный корреспонденткой какой-то российской газеты вопрос по поводу моей помолвки с дочерью кровного врага Годунова. Причем, вопрос был задан именно в такой формулировке. А еще более странным оказалось, что присутствующие иностранцы явно понимали, о ком идёт речь и на меня были направлены все взгляды.

— Думаю, данный вопрос не относится к турниру, — я чудом сдержал внезапно поднимающийся во мне гнев. И вот из-за чего? Из-за одного, пусть и провокационного вопроса? Не понимаю, откуда это берется… Если бы не занятия с Борщом, даже страшно представить, что могло бы случится… к тому же почувствовали это, по-моему, только Татищев и Муравьев. Остальные не обратили внимания, но мне хватило испуганного взгляда Сергея Николаевича.

— Отвечать на этот вопрос не вижу никакого смысла, — продолжил я, взяв себя в руки, — но, чтобы успокоить вас, скажу, что да… я помолвлен с дочерью моего кровного врага.

Причём постарался я произнести все это безразлично — спокойным тоном. Но эта самая дама никак не унималась.

— И вас это не смущает? — смотрела она на меня как кошка на мышь. Вот же стерва.

— Нет, не смущает, — по-прежнему спокойно ответил я, — но попросил бы не задавать больше подобных вопросов. Повторяю, они не относятся к турниру… — я не удержался и посмотрел на внимательно следившего за моим разговором Сабурова. Тот правильно понял мой посыл, и просто коротко произнес: «Следующий».

Но, слава всем богам, через пятнадцать минут все это непотребство, называемое пресс-конференцией, закончилось, и мы отправились в зал, выделенный для команды России, из которого, после небольшой разминки, отправились на саму Арену. На лавке я увидел всех наших. Так как выяснилось, что в первом бою участвую я, по очереди пообнимавшись со всеми участниками «дружной» команды Московской академии, с напутствием Татищева: «Порви этого скандинавского нахала», вышел