Ганичкин курил папиросу и соображал, что будет делать, когда недалекий Сидорчук упрется носом в тупик – а это непременно случится! – вспомнит про настоящего сыщика и будет вынужден выпустить узника на свободу. Пожалуй, придется переговорить с этим солдафоном самым решительным образом – к такому выводу пришел Ганичкин. Если Егор надеется найти бриллианты, пусть доверится человеку, который способен это сделать. Командир вынужден будет предоставить подлинному мастеру свободу действий, подкинуть ему денег и прекратить смотреть волком. Иначе он, Ганичкин, ничего не гарантирует и умывает руки.

Время шло, но ничего не менялось. Про Ганичкина будто забыли. В подвале уже слегка потемнело. Арестанту надоело размышлять, он развалился на соломе и заснул сном праведника.

Между тем Сидорчук вовсе не собирался упираться носом в тупик. Наоборот, когда люди Черницкого арестовали Ганичкина, он будто ожил и развил бурную деятельность. В первую очередь командир группы захотел связаться с центром.

– Понимаешь, пока эта змея у меня за спиной, я не могу быть спокоен, – мрачно объяснил он Черницкому. – Он ведь на каждом шагу вредить будет! Или пулю в затылок пустит. Мне своей жизни, допустим, не жалко, но задание партии выполнить надо. По глупости помирать совсем не хочется. Это тоже умно надо делать. Согласен?

Черницкий был с ним солидарен, но связь предоставить не мог.

– Если срочно надо, то слетай в соседний уезд, – предложил он. – В город Вощиловск. Может, там телефонисты уже связь восстановили. За четыре часа обернешься. А жандарм твой у меня надежно заперт, не вырвется.

– Ладно, все равно сейчас тут делать нечего. Можно и съездить, – решил Сидорчук. – Заодно в Вощиловске справки наведу. Может, там кто про Постнова слышал. А между прочим, ты про своего сотрудника говорил, в том, мол, районе проживает. Кто такой? Мне бы с ним побеседовать. Все-таки свой, а не чужой. Врать да отнекиваться он не станет.

– Точно, проживает, – кивнул Черницкий. – Арвидас Балцетис его зовут. Прибалт вроде. Только что ты у него узнаешь? Приезжий он, как и все мы. А еще чекист. Сам знаешь, как эта обывательская масса на нас смотрит. Про погоду спросишь, и то глухими притворяются, морды воротят. Вряд ли ты у него что-то узнаешь.

– Попытка не пытка, – пожал плечами Сидорчук. – Надо же с чего-то начинать.

– Да мне не жалко, побеседуй, – согласился Черницкий.

Он выглянул в коридор и приказал часовому найти Балцетиса. Через некоторое время, стуча сапогами, в кабинет вошел высокий сутулый человек в гимнастерке с голубыми петлицами. Выделялся он не только ростом, но и окладистой рыжей бородой, а еще неопрятной тряпичной повязкой, намотанной через щеку.

– Вызывали? – не слишком разборчиво проговорил Балцетис, искоса разглядывая Сидорчука и прижимая повязку на щеке широкой жилистой ладонью. – А я сам хотел зайти. Мне бы до зубодера сходить надо, товарищ Черницкий. Зуб болит, сил никаких нету. Я быстро. Одна нога здесь, другая – там.

На прибалта человек похож не был. Его неразборчивая речь не имела даже намека на акцент. Сидорчук почесал в затылке, рассматривая долговязую фигуру чекиста. Откуда-то этот человек был ему знаком. Во всяком случае, им приходилось встречаться. Память у Егора Тимофеевича была цепкая.

– Мы вместе не служили, товарищ? – спросил он. – Откуда-то твоя личность мне знакома вроде. Или я ошибаюсь?

– Ошибаешься, товарищ, – мрачно сказал Балцетис. – Не припоминаю тебя.

– А мне сдается… – Сидорчук опять почесал в затылке. – А ты на литовца не похож, а?

– Я в России вырос, – буркнул Балцетис. – У приемных матери с отцом. Сызмальства. В Литве и не был никогда. Так можно, товарищ Черницкий, до зубодера?

– Когда это тебя угораздило? – удивился Черницкий. – С утра вроде нормальный был. Ну, иди, ладно. Хуже зуба, сам знаю, ничего не придумаешь. Только не задерживайся. Вот товарищ тебя кое о чем расспросить хочет. Ты же в том районе проживаешь, где его сослуживец квартиру снимал, когда от ранения лечился. Пропал тот человек. Может, ты слышал что-нибудь, соседи говорили, хозяйка твоя?.. В общем, вспоминай.

Балцетис поморщился от боли и неприязненно посмотрел на Сидорчука.

– Первый раз слышу про это, – пробубнил он, прижимая ладонь к повязке. – Нечего мне вспоминать.

– Вспоминать всегда есть чего, – сказал Сидорчук. – Ты зуб свой выдери да подумай хорошенько. А я сейчас в соседний уезд сгоняю. Вечерком побеседуем за самоваром. О том о сем покалякаем, по соседям твоим пройдемся. Нам этого человека позарез отыскать надо. Ты хорошенько осознай! Можно сказать, приказ дал сам товарищ Дзержинский!

– Во как! – с восхищением сказал Черницкий.

Балцетис молчал и уныло смотрел в окно. Сидорчук больше не стал рассиживаться.

Он встал, одернул гимнастерку и объявил Черницкому:

– Значит, поехал я. До вечера управлюсь, а там встретимся. А этого, кого надо, ты подержи под замком подольше. Враг он – чует мое сердце!

Дорога в Вощиловск заняла, как и обещал Черницкий, без малого два часа. Чекисты приехали туда голодные, запыленные и злые. Отдела ГПУ в городе не было. Исполком оказался закрыт на замок. Столичные гости еле отыскали пункт милиции, но там не имелось телефона. Веселый молодой милиционер отвел их на местную почту, где поболтал с миловидной телефонисткой и уговорил ее без проволочек связаться с нужным номером в Москве. Тем не менее соединиться удалось далеко не сразу. Прошло около сорока минут, когда сквозь электрический треск и шуршание до Сидорчука наконец-то долетел искаженный голос.

– Есть результаты?! Что? – кричал Зайцев, которого, видимо, тоже сбивали с толку шумы на линии. – Не понял! Тебя плохо слышно!

Сидорчук терпеливо, по нескольку раз повторяясь, изложил текущую ситуацию, объяснил, что результатов нет, что он имеет большие сомнения относительно Ганичкина. Мол, тот, скорее всего, замаскированный враг, который уже дважды покушался на его жизнь. Он посадил пока бывшего царского сатрапа под замок в надежде на то, что в центре примут соответствующее решение.

– Предлагаю этапировать этого субчика в Москву! – прокричал Егор в трубку сердитым голосом. – Разберитесь с ним там как следует! Иначе ничего обещать не могу! Потому, значит, что он вредит на каждом шагу! А? Как? Не слышу!

Некоторое время в трубке было почти тихо, потом треск и шуршание перекрыл громоподобный голос Зайцева:

– Сидорчук, ты что, пьяный? Ты соображаешь, что говоришь?! Какое, на хрен, покушение? Да я за этого спеца головой отвечаю!.. Слушай сюда! Ты немедленно выпускаешь Ганичкина и приступаешь к выполнению задания. Поиски ведешь согласно его рекомендациям! И прекращай самоуправство! Привыкли, понимаешь!.. Учти, у тебя в распоряжении месяц. Не уложишься – ответишь перед ревтрибуналом! Все! Действуй!

Зайцев с хряском бросил трубку. Сидорчук постоял еще, играя желваками, а потом положил свою так тихо и осторожно, словно она была живая. Он так же медленно вышел из здания почты на улицу.