— А дальше? — спросил я, внутренне содрогнувшись.

— Как должно вежливому существу, я поздоровался. Лишь тогда Геспер меня заметил. Лихнис, ты хоть раз видел испуганного робота? Нет? Много потерял, это всем зрелищам зрелище.

Буквально на пару секунд я вытащил голову из супа, стер зеленоватую пену со щек и убрал волосы с глаз.

— Я бы тоже испугался, если бы вы ко мне подкрались, — сказал я, снова погрузив голову.

— И при этом ты бы что-то от меня прятал? Геспер спрятал. Едва заметив меня, он заработал руками с невероятной скоростью — они аж в расплывчатое пятно слились. Золотые пластинки безвозвратно исчезли. Разумеется, мы оба понимаем, что с ними стало.

— Неужели?

— Геспер вернул пластинки на место — на бронированную оболочку левой руки. Она же толще правой, словно там что-то скрыто.

— Геспер — робот. Что он может прятать или скрывать? Под его оболочкой что, механизмы или оружие? Доктор Менинкс, он сам оружие. Захоти он навредить нам, давно навредил бы.

— Геспер что-то прятал. Я отчетливо это видел.

— Видели, что именно он прятал?

— Я видел, как он что-то прятал. А что именно… не разглядел.

Я понимал, что доктор врет, возможно даже самому себе. Он что-то видел, просто не хочет выставлять себя на посмешище, сказав об этом вслух.

— Послушайте, зачем Гесперу прятать что-то в руке? — начал я, взывая к здравому смыслу Менинкса. — Если бы ему было что скрывать, он не привлекал бы к себе внимание, утолстив одну руку. Он сделал бы обе руки одинаковыми, и мы ничего не заметили бы.

— Но ты признаешь, что ситуация странная?

— Нет, я признаю лишь, что здесь какая-то загадка. Нам известно, что Геспера восстанавливали после поломки и поставили ему руку другого робота. Поэтому руки разные.

— Лихнис, Геспер совсем не такой робот. Устройство у него сложнее, чем у корабля. Такие, как он, способны принимать любую форму. Повреди он себе что-то — легко восстановит и так же легко подгонит под другие части тела. Если понадобится, он и чужие конечности под себя подстроит.

— Так, может, за подгонкой вы его и застали? У Геспера сломалась рука, он прирастил новую и сейчас подстраивает ее под себя. Он возился со своей рукой, ничего другого вы не видели.

— Почему же он напугался?

— Это касается только его. Кто знает, что у Геспера в мыслях?

— Я знаю! Ничего там нет, кроме безостановочного мелькания цифр и механических вычислений.

— Тогда Геспер просто не мог испугаться.

— Слушай, я же не о себе беспокоюсь, а о вас. Геспер, может, существо неразумное, но интриги плести способен. Или механически выполнять программу, заложенную тысячи лет назад. Но вдруг он запрограммирован совершить коварный поступок, причинить вам вред? Лихнис, нельзя прятать голову в песок!

— Что я, по-вашему, должен делать?

— Пока не поздно, выбей из Геспера правду. Пусть скажет, что у него под броней.

— Вас послушать, там бомба.

— Нет, я видел не бомбу.

— Хорошо, что же вы видели?

— Кожу, — ответил доктор Менинкс. — Здоровьем своим клянусь, я видел человеческую кожу.

— Это невозможно.

— Лихнис, я верю собственным глазам. Ваш гость не тот, за кого себя выдает. Вопрос только один: что ты предпримешь?

Лихнис перебросился на «Серебряные крылья зари» и передал мне слова рыбомордого доктора. Я не считала Менинкса надежным свидетелем, но понимала, что серьезный разговор с Геспером неизбежен. Когда мы перебрасывались обратно на «Лентяя», у меня от волнения пульс зашкаливал.

Но вышло так, что Геспер избавил нас от неприятных разборок. Он ждал у камеры переброса, словно мы так заранее условились.

— Ты ко мне хотел переброситься? — спросила я, стараясь не выдать тревоги.

— Да, собирался, если вас не встречу. — Геспер стоял у двери, вытянув руки по швам. — Надеюсь, ты не рассердилась бы.

— Конечно нет, — заверила я.

— Я должен кое о чем вам рассказать, — начал Геспер, поочередно оглядев нас с Лихнисом. — Давно следовало, но, признаюсь, я был в полном замешательстве. Надеюсь, моя новость вас не огорчит.

— Огорчит? С чего бы это? — спросила я.

Лихнис прочистил горло:

— Вообще-то, мы сами хотели с тобой поговорить…

— О моей руке?

Лихнис взглянул на меня: вперед, мол, а ведь с Менинксом беседовал он.

— Выкладывай! — шепнула я.

— Мы хотели спросить… — начал Лихнис.

— Вас доктор Менинкс надоумил?

Мы с Лихнисом промолчали — вообще никак не отреагировали, но Геспер кивнул, словно получил утвердительный ответ:

— Этого я и боялся. Гадал, хватило ли замеченного им, чтобы возбудить подозрения, но теперь вижу, что хватило. Доктора я не виню. На его месте я бы тоже испугался, хотя, конечно, он мог переговорить со мной.

— Доктор Менинкс очень удивился, — сказал Лихнис.

— Так что ты хотел нам рассказать? — осведомилась я.

— То, что вас интересует, — о своей левой руке.

— Доктор видел, как ты с чем-то возишься, но не разобрал, с чем именно, — проговорил Лихнис.

— Наверное, встревожился не меньше, чем я, — отозвался Геспер.

— Не меньше, чем ты? — переспросила я.

— Это открытие потрясло не только доктора Менинкса, но и меня самого. Я и сейчас не понимаю, как к нему относиться. — На золотом лице читалась спокойная задумчивость, точно Геспер покорился судьбе. — Хотите заглянуть под обшивку? Она легко снимается. — Не дождавшись ответа, робот согнул левую руку в локте, а правой взялся за пластину. Та, отделившись, с грохотом упала на пол. Геспер снял еще несколько фрагментов, потом еще несколько, пока не обнажил все, кроме кисти. Последней на пол отправилась перчатка.

Предплечье и кисть у Геспера оказались стопроцентно человеческими, сильными, со смуглой, блестящей от пота кожей, ладонь и волярная поверхность пальцев — чуть светлее. Пока Геспер крутил рукой, сгибал и разгибал пальцы, я заметила и волоски на тыльной стороне ладони, и вены под кожей, и кутикулы.

— Рука и впрямь настоящая, — объявил Геспер, прервав молчание. — Человеческие мышцы, человеческая кожа. — Большим пальцем правой руки Геспер медленно царапнул органическое запястье. Потекла кровь. — Рука кровоточит, потом заживает. Вот за чем меня застал доктор Менинкс: я проверял, насколько зажила царапина, которую я поставил себе накануне.

К Лихнису дар речи вернулся раньше, чем ко мне.

— Тебя послушать, так ты не понимаешь, в чем дело, — пробурчал он.