вполне в теме – прекрасно понимаю состояние бывшей жены, с которой собираются имущество делить. Мне есть что сказать Наташкиному обидчику. Ты в курсе, что Антон подает на раздел имущества?

– Оля, – с придыханием сказала Ирка, – Антон Кике рассказывает, что ты все время Антону изменяла. В обидках страшных на тебя поэтому.

– Но ты-то знаешь, что это не так.

– Кому как не мне это знать? – рявкнула с возмущением Ирка. – Кто как не я тебя склоняла не зацикливаться на Антоне, а дышать полной грудью воздухом свободы! Но ты же никогда меня не слушаешь! Оль, мы с Кикой, конечно, сделаем все, что в наших силах. Но не от нас зависит. Ты же понимаешь. А скажи Антону, что если он будет так себя вести – ты стукнешь куда надо, что у него на фирме оборудование не на балансе. Вот он сразу и разорится.

– Ты же знаешь, что я этого никогда не сделаю.

– Я же не говорю: делать. Я же говорю: скажи. И еще скажи, что будешь делить его фирму.

– И даже говорить не буду. Антон прекрасно знает, что я этого никогда не сделаю. Вообще я удивляюсь: как он не боится подлости совершать? Ведь все к нему же и вернется – рано или поздно.

– Так, я не поняла, ты хочешь Антону карму испортить или свою квартиру сохранить?

– Хочу квартиру сохранить и свою карму не испортить. Я не буду ставить Антону ультиматумы. Пусть он поступает, как считает нужным. Но потом пусть не удивляется, когда на него несчастья будут косяком идти.

Кстати, об ультиматумах. Какой бы повод найти неопровержимый для встречи с Коростылевым? Если заранее объявить ему, что я буду ныть и взывать к совести – ясен пень: не будет он со мной встречаться.

Не успела я додумать эту мысль до конца, как позвонил Василий и пригласил на ужин в наш любимый ресторан. Я обрадовалась. Не потому, что мне два дня подряд сильно хотелось в одном и том же ресторане ужинать. А потому, что Василий позвонил именно сейчас, в этот момент, когда мне так плохо и тоскливо. Это хорошее свойство, согласитесь. Однако все же сказала:

– Мы же вчера там были.

– Эх, ты, – почему-то укорил Василий, – жду в семь.

Как сложилась бы моя жизнь, если бы я когда-то не вышла замуж за Антона? – думала я, бродя по улицам. Было холодно и скользко. Шла я медленно и осторожно, боясь неловко поскользнуться.

Работала бы в своем институте, преподавала бы свой итальянский язык. Наверное, попался бы мне другой человек. Возможно, у нас были бы дети. Возможно, все было бы хорошо. А может быть, и нет.

Когда-то, когда мы еще не поженились с Антоном, у меня был роман с Лешей Морозовым. Я даже была в него влюблена. Он, наверное, тоже был в меня влюблен. Гормоны, конечно, играли важную роль. Но, собственно, они и есть та самая «химия», в которой никто ничего понять не может. Мы все время самозабвенно целовались на каждом шагу. Однажды даже возмущенный милиционер ворвался к нам в телефонную будку. Наверное, решил, что мы оскорбляем общественную нравственность и готовы уже ее совсем осквернить.

Потом начались каникулы, мы разъехались в разные стороны. У меня начался роман с Антоном, у Леши, наверное, тоже были какие-то отношения. Встретились мы осенью – как ни в чем не бывало. Радостно и без чувства вины и сожаления.

А если бы каникулы не начались? Как сложилась бы моя жизнь?

Но я этого никогда не узнаю. Жизнь безвариантна. Не имеет сослагательного наклонения, как известно. Бесполезно строить предположения. Можно только намечтать себе всякого разного. Но все это будут только иллюзии. Так стоит ли в них погрязать? Жизнь сложилась, как сложилась.

В нашем любимом ресторанчике играла тихая музыка. Чопорно звякали приборы. Мы с Василием ликующе расцеловались, как будто не виделись сто лет.

– Ты не в настроении? – пристально посмотрел мне в глаза Василий.

– Наташке плохо. И нас в больницу не пускают.

– Что все-таки случилось?

Я посмотрела Васе прямо в глаза. Не хочу его посвящать в подробности. Не хочу – и не буду.

– Женские дела, нервы, – почти не соврала я, – но все серьезно.

– Что еще случилось? – настаивал Василий.

Я сказала Василию: Антон хочет разменять мою квартиру.

– Ты собираешься туда вернуться?

– Куда? – спросила я.

– В ту квартиру.

– Мне нравится там вид из окна. И потом, я прожила там всю жизнь. Собирать вещички? Знаешь, это то еще испытание для нервов. Перебирать давно забытое. Складывать свое прошлое в коробочки. Потом разбирать свое прошлое, водружать на новое место.

Я ясно представила себе, как хожу по квартире, пакую книжки, разбираю ящички. Что-то, конечно, выбрасываю. А как же? Как же не выбросить, например, вон ту старую записную книжку? Все телефоны уже поменялись. А те, которые не поменялись, – все в моем телефоне, и нет никакой нужды в этой потрепанной книжице, за которой я когда-то возвращалась, рискуя опоздать на самолет. Забыла в доме отдыха, а без нее жизнь была бы невыносимо одинокой и пустой. А теперь придется выбрасывать эти страницы – не нужны они совершенно. А эту чашку, мне бабушка деньги подарила, и я на них купила оранжевый чайный сервиз. Чашка с отколотым краем, ее тоже придется выбросить – не тащить же с трещиной в новую жизнь, в другой дом. Так-то она стоит себе, чашка, и стоит. А в новой жизни ей уже нет места… Значки, которые я привозила еще в школьные годы из разных городов. Они одно время висели в коридоре, пришпиленные к салфетке. Теперь они лежат где-то в дальнем углу. Но дальний угол придется разбирать, не тащить же дальний угол, в который сто лет не заглядывала, с собой? Поднимется ли рука выбросить значки?

– И потом, Василий, у меня должна быть своя жизнь, – и я с вызовом посмотрела на Васю. Вообще-то я его даже про себя называла Василием – с уважением и пиететом. Но сейчас смотрела на него, как на Васю. Вася смотрел на меня с недоумением, требуя как бы прояснения позиции. Моей.

– Видишь ли, Вася, – начала я…

– Но ты – моя женщина. Почему я не могу тебя защитить?

Тут у меня в голове пронеслись все статьи уголовного кодекса РФ, которые содержали полный контент Васиной защиты меня.

– Видишь ли, Вася…

Рядом с нами сидела влюбленная пара. Мальчик и девочка лет по двадцать. Оба в джинсовых куртках. Мальчик со смешным, модным