— Почему? — поинтересовался он. — Многие актрисы замужем. Посмотрите на саму великую Сиддонс!

— Подумайте и о том, что ей пришлось на время оставить сцену из-за рождения ребенка.

— Она вернется такой же знаменитой, как и до своего ухода.

В действительности она не возражала против замужества, она только хотела быть уверенной в Ричарде. Печальный опыт с Дэйли и Георгом Инчболдом сделал ее очень осторожной. Но поскольку Ричард разбил все ее доводы против замужества, она позволила себе роскошь согласиться с ним. Она думала о нем как об отце для Фанни — кто может быть лучше? В нем были и нежность, и доброта — все, чего не было у ее собственного отца. Она думала и о других детях, которые у нее появятся, ибо, добившись материального благополучия, хотела бы иметь большую семью. Фанни, появившаяся на свет при таких тяжелых для нее обстоятельствах, была, несмотря на это, очень ей дорога. Как счастлива будет девочка в окружении братьев и сестер! И еще была мама, которая страстно мечтала лишь об одном, чтобы почувствовать себя счастливой, — о замужестве Дороти.

И все-таки она решила повременить — я должна быть абсолютно уверена, говорила она себе. Кроме того, несмотря на все недавние успехи, так ли прочно ее положение в театре, как кажется? Зрители ее очень любили, но она была окружена злобными завистниками, и как только вернется Сара, ей придется серьезно бороться за свое место. Они решили подождать, не говоря ничего никому; по театру уже поползли сплетни, а у нее было много недоброжелателей, готовых чернить ее по всякому поводу; кроме того, если Грейс узнает о намерениях Ричарда, она, конечно, приложит всё усилия, чтобы ускорить свадьбу.

Ричард был сыном доктора Джеймса Форда, совладельца Друри-Лейн; в отличие от Шеридана он участвовал в жизни театра исключительно как коммерсант. Он был богат, лечил королевскую семью и был с нею дружен; он вложил в театр большие деньги, чтобы помочь Шеридану, у которого никогда не было ни копейки.

Ричард жил в свое удовольствие и готовился стать адвокатом. Когда бы Дороти ни играла, он всегда был в театре и следил за ней, не отрывая глаз; вскоре всем стало ясно, что он в нее влюблен. Впрочем, не он один успел влюбиться в Дороти. Даже герцог Норфолк выражал восхищение ее игрой. Но Дороти не обращала на своих поклонников никакого внимания, только напоминала им, что она актриса и должна полностью принадлежать своей профессии; жизнь ее заполнена репетициями и новыми ролями. «Еще не время, — было ее постоянной отговоркой. — Прежде всего я должна быть абсолютно уверена, что у меня прочное положение в театре».

Ей предстояло играть мисс Хойден в «Путешествии в Скарборо» — версии комедии Ванбру «Неисправимый», переделанной Шериданом для своего театра. Эта роль давала ей возможность блеснуть — подвижная, молоденькая девушка, почти ребенок, без всяких предрассудков, веселая, чем-то напоминающая Присциллу в «Сорванце». Она твердо решила упрочить свое положение с помощью этой роли и выбросила все из головы.

Как только она появилась на сцене в мешковатом платье, которое, как и было задумано, болталось на ней и спадало с плеч, и ухарской шляпке, скрывающей прелестный беспорядок прически, зрители пришли в восторг. Шеридан, смотревший спектакль из заднего ряда партера, в этот момент был абсолютно уверен, что Дороти — едва ли не самая большая удача всей его театральной карьеры, впрочем, он уже давно уверял в этом Кинга.

В лондонских театрах не было серьезной традиции исполнения комедий. Трагедия пользовалась большей популярностью, и великая Сара была тому подтверждением.

— Спроси любого, — говорил Кинг Шеридану, — кто сегодня величайшая драматическая актриса, и тебе ответят — Сара Сиддонс. Публика всегда будет смотреть, как Сара умирает и произносит трагические монологи своим великолепным голосом. Наступит время, когда ей наскучат героини; вроде прыгающей по сцене мисс Хойден.

Кинг не был в таком восторге от Дороти, как Шеридан. Он считал ее взлет слишком быстрым, она была молода и привлекательна, это он признавал, но актриса должна играть. Он не стал бы уповать на ее молодость, тем более что, если верить поэтам, она скоро проходит, как, впрочем, и красота. Если Джордан намерена доказать, на что она способна, ей придется играть и трагедии.

Шеридан вынужден был согласиться, и Дороти с испугом узнала, что ей поручена роль Имоджен в «Цимбелине». Она не смогла возразить: ее положение в театре не допускало этого. Она не могла утверждать, что не справится с этой ролью, поскольку ни одна актриса не может себе этого позволить. Она сыграет Имоджен, но, просила она Шеридана, нельзя ли после «Цимбелина» ставить «Сорванца»: публика любит уходить из театра в хорошем настроении, а «Цимбелин» слишком серьезная пьеса. Когда опустится занавес после «Цимбелина», пусть он поднимется для «Сорванца»: публика будет рада получить за свои деньги как можно больше.

Шеридан знал свою актрису и энергично ее поддержал: он уступил Кингу с «Цимбелином», теперь он намерен уступить Дороти с «Сорванцом».

Итак, после «Цимбелина» давали «Сорванца», и какой удачной находкой это оказалось! Она сыграла Имоджен весьма посредственно, и как могло быть иначе, если ее душа не лежала к этой роли? Она не была создана для трагедии, она была комической актрисой и знала это. Публика тоже должна это знать и принимать, как данность.

Зрители, слегка разочарованные тем, что новый идол не оправдал их ожиданий, вскоре хохотали над проделками Присциллы-Сорванца, которая была даже более заразительной и веселой, чем всегда. У нее не было другого выхода, как попытаться сгладить впечатление от Имоджен исполнением роли Присциллы, и это ей удалось.

На следующее утро все газеты писали о миссис Джордан в роли Присциллы: «В комедии миссис Джордан взяла реванш за неудачу в трагедии, зрители смеялись без передышки. В лице этой актрисы владельцы Друри-Лейн имеют наиболее ценное приобретение», — писала «Морнинг Кроникл».

— Спасена, — закричала Дороти, прочитав газету в обществе Грейс и Эстер. — Мне придется сопротивляться этим трагическим ролям всеми силами. Понятно, что я никогда не смогу соперничать с Сиддонс. Все будут смеяться, если я начну бить себя в грудь, рыдать и страдать, как это делает она. Ведь в жизни никто не ведет себя так, как она на сцене.

— Но это называется «она играет», — поддержала преданная Грейс.

— Что так и есть на самом деле, моя дражайшая матушка!

Итак, в тот момент все было в порядке, но могла ли она думать о замужестве, когда ей предстояло сделать так много? Она была влюблена, теперь она не сомневалась в этом, и была уверена, что, выйдя замуж за Ричарда, будет думать только о том, чтобы семья не страдала от ее обязанностей в театре, она поставит крест на своей карьере, и так легко будет потерять все, чего она добилась с таким трудом: недавний случай с Имоджен это ясно показал.

Миссис Сиддонс вернулась на сцену после рождения ребенка — ангел мщения, готовый защищать Музу Трагедии от ненавистной комедиантки.

— Во что превратится театр, если это продолжится? — вопрошала она Кинга и Шеридана, приняв одну из поз, приводящих публику в восторг. — Он превратится в балаган.