не слышит, он целует мои губы, жестко сминает, а у меня слезы брызгают из глаз, и этот поцелуй, словно прикосновение холодной змеи. – Хватит! Я не хочу! Прекрати!

Рыдания рвутся из горла. Меня потряхивает, но муж не останавливается. Поцелуй. Вымораживающий, мокрый, гадкий. Вызывающий у меня рвотный позыв. Пытаюсь сопротивляться, молочу по плечам, пытаюсь оттолкнуть и мычу, когда вторая рука Петра опускается на мое бедро и пытается стянуть мои джинсы. Безрезультатно. Они узкие и застежка особая, сама повозилась, пока застегивала.

– Что за уродские штаны на тебе… – рычит мне в рот Петр, а я благодарю провидение за то, что не пришла к нему в своем платье, иначе…

Меня буквально выворачивает, тело начинает дрожать все сильнее, и в какой-то момент я с силой кусаю Станиславского и бью по щеке, и сразу же сама шиплю от боли, потому что хватка в волосах буквально искры из глаз выбивает.

Муж прикладывает меня о сиденье. Давая понять, что мои трепыхания против его грубой силы просто ничто.

Все перед глазами темнеет от боли, слез, горечи и обиды…

– От тебя выпивкой разит. Чтобы больше такого не учуял, – сам волосы свои поправляет.

Меня же трясет так, что будь в руках чашка с водой, я бы ее разболтала. Шок не уходит. Я смотрю в спокойное высокомерное лицо своего мужа и понимаю, что от насилия меня спасло только то, что он не захотел продолжения…

Поправляю на себе одежду, пытаюсь, вернее, а сама еще даже не осознаю все состояние своего ужаса…

Телефон мужа звонит. Он смотрит на экран и отвечает.

– Что с контрактом? Нет. Сделка должна быть за нами. Землю ройте, но вы должны найти доступы к образцам конкурентов. Мне плевать, как ты это сделаешь. Нужен результат.

Нужен результат…

В этом весь Петр. Не важно, что и как будет, главное, чтобы было по его желанию.

– Тогда… совсем другое дело… Хорошо утро началось… Я сейчас еду в офис. Покажешь тогда, что нарыли…

Станиславский откладывает телефон и опять смотрит на меня. Настроение у него явно повышается.

– Вот этого нам не хватало в нашей пресной супружеской жизни – огонька. Оказывается, он в тебе все же есть… Тем интереснее будет поиграть…

Отпускает меня, а меня трясет так, что зубы друг о друга ударяются.

– Так. Все. У меня дела. Как итог нашего разговора, Нина. Просто усеки одно. Как я и сказал. Станиславские не разводятся!

Говорит так спокойно, а у меня мороз по коже… Я понять не могу, что происходит. Словно аффект и шок. Петр мне сейчас открыто угрожает. Кроме того, он показал свое истинное лицо.

Становится дико холодно. Меня начинает ощутимо потряхивать. Петр загнал меня в угол и явно показывает, что не намерен давать мне и шанса на спасение.

И мне бы промолчать, но я не могу!

– То есть силой удержать жену рядом – это для тебя нормальное явление?! Нездоровая атмосфера в доме. У нас ведь малыши подрастают… Как ты это себе представляешь вообще?

Щелкает языком.

– Очень просто. Ты забудешь все. Сделаешь вид, что ничего не было.

– Память не стереть по щелчку.

Улыбается и смотрит мне в глаза.

– Сама не справишься, психотерапевты помогут.

Опять угроза, причем такая явная, пропитанная решимостью.

– Хватит, Нина. Мы с тобой взрослые люди. Вырастай уже, а то привыкла на моем хребте кататься. За роскошь приходится платить.

– Я не вынесу жизни с тобой!

– Вынесешь!

Коротко и емко.

Опять смотрит на меня, будто оценивает, глаза прищуривает.

– Ладно. Так уж и быть, пару дней, пока у тебя, как вижу, истерика, побудь в доме у родителей, а я приглашу дизайнера. Придется гостиную ремонтировать…

Вот это он произносит с отчетливой досадой. Не нравится Пете, что его домик пострадал, а я бы так хотела, чтобы там все дотла спалилось…

Не вернусь я туда. Даже под дулом пистолета…

Опять прищуривается.

– Мне не нравится выражение твоего лица. Без глупостей. Жена. Ты и твоя семья у меня в кулаке, сожму и ничего не останется…

Как бы мне ни хотелось заорать, что это ложь, но я понимаю, что не врет Петр, не врет…

– В качестве моей доброй воли. Сделаем так. Оставайся у предков своих. Соберись, чтобы я больше ни такого вида разболтанного не видел, ни истерики. Выносить себе мозг не позволю. Сейчас свободна. Скажешь родителям, что Станиславский приносит свои извинения, но у него дела.

– Как всегда, – отвечаю и смотрю на наш дом, папа как раз вышел покурить.

Сколько мама ни борется с этой его привычкой, сколько врачи ни запрещают, но он иногда тайно стреляет по одной, а ведь ему нельзя…

– Ну вот, ты же у меня хорошая девочка, все знаешь, – улыбается мой муж как ни в чем не бывало.

– Хорошая девочка, – киваю заторможенно, а самой хочется закричать, забиться в истерике.

– Вот и отлично, – разговор иссякает, оставляя во мне зияющую пустоту. Черную дыру.

Угрозы Пети заставляют коленки слабнуть.

– Автомобиль разблокируй, я выйду, – отвечаю совершенно сухо.

– У тебя несколько дней. Сгоняй по салонам, сделай себе укладку, а то волосы отрастила до жопы, ну и вообще. Мужикам в постели нужен хороший секс и умелая любовница, ты же погрязла в доме. Как я и сказал, мне не нравится твой внешний вид, не нравится домашняя клуша. Моя жена должна быть эталоном!

– Так поменяй жену! – не выдерживаю и срываюсь на крик.

– Я тебе уже сказал, дорогая моя, не заставляй повторять дважды. Ты жена Петра Станиславского, и на этом точка. Я не собираюсь с тобой разводиться. Это не вариант. Я не собираюсь от кого-то выслушивать, что кто-то мою жену дрючит, пусть даже и бывшую.

Тут меня на смех прошивает. Я запрокидываю голову и начинаю смеяться до слез.

– То есть тебе изменять можно, а вот мне…

Не успеваю даже договорить, делает резкий выпад и притягивает меня за затылок, вцепляется в волосы.

– Даже не думай в эту сторону, Нина. Не заставляй меня показать, каким я могу быть.

– Ты уже показал, – отвечаю зло.

– Не совсем. Пока я лишь подвожу определенные рубежи. Уверяю тебя, ты не захочешь того, что будет происходить с тобой, если прямо сейчас ты не одумаешься и не станешь моей податливой кошечкой.

Прикусываю щеку до