– О чем ваш спектакль?

– Испанская история. Примерно о том же самом.

– Драма.

– Почему драма?

– Самая большая трагедия любви – стать любовницей. Сколько драм, но проблема измен свежа, современна и популярна.

– Мне кажется, проблема одиночества куда популярней, – положила лицо на свою ладонь Саша. Будто это было блюдо, поданное на ужин Герману. Нежное, вкусное, горячее.

– Измена – тоже одиночество, только адреналина больше.

– Почему одиночество?

– Потому что одни ночи, другие дни. Двое бегут навстречу друг другу, но если присмотреться, бегут они по беговой дорожке. На месте. Каждый на своем. Потому что все еще боятся его потерять.

– Мне нечего терять.

– Так говорят те, кто уже потерял. Так что вы не торопитесь, подумайте.

«Да, вы правы, Герман, мне есть что терять».

Слышно было, как за окном погоду рвало порывами ветра. «Крышу рвет порывами ветра. Осталось только разобраться – это порыв или ветер. Она вспомнила его сумасшедшие глаза, которые при встрече готовы были наброситься на нее и высмотреть всю до дна. Все ее нутро. Это не было больно, скорее приятно, щекотно и даже влажно. Длинные волосы с косичкой, которые он распускал во время репетиций, как и руки, когда пытался донести до своих подопечных, что нужно сделать, чтобы поверили. Зрители. Он работал на них. Весь театр пахал на них. Чтобы они выбрали не только весь партер, но всю галерку, посмеялись там или поплакали. А в антракте заели чувства в буфете стаканом шампанского с бутербродом, если даже притащили его с собой. Купили впрок улыбок и слез, забронировав билеты на другие спектакли труппы. Харизматичный, хотя плечи его давно оседлала усталость и жена, они и гнали куда-то дальше, к новым постановкам. Удивительный союз, который заставлял его работать круглые сутки. Некоторых заводит собственная усталость из-за боязни что-то не успеть, не поставить… так, чтобы стояло в века. Некоторых жена. Ее тоже хотелось все время поставить на место, но усталость не давала этого сделать. И отчаянно вырывалось: «Делайте что хотите, только не мешайте работать».

– Тайна, страсть, секс где попало, интрига… охота, жертва… победа, обман… запретный плод… заинтересованные взгляды… роковая тайна… любовница владеет теневой стороной жизни мужчины. Там не любовь, мир и доброта, а темные инстинкты и адреналин. И это манит дико…

– К счастью или к сожалению, мне неведомы эти чувства.

– Чувства ведут нас сами. К сожалению… именно адреналин и возбуждение от так называемой «роковой тайны», чувство, что ты особенная… очень толкает на такие связи. И от них почти нереально освободиться. Дело не в женатых, чаще всего дело в самих любовницах… говорю из своего опыта. От этого получаешь райские эмоции и наслаждение, но потом хочется большего… но большего почти никогда не получишь, и вот где начинаются страдания. На такие связи чаще всего толкают комплексы и гордыня.

– Манит – не то слово. Разрывает на части, и каждая ждет своего прикосновения, своей очереди на поцелуй. Муж ведь так не поцелует. Если даже поцелует, то не туда. Рот вообще не только для того, чтобы говорить красивые слова. Мне кажется, именно в этом проблема заморозков в отношениях.

– Мартини развязал язык. Еще?

– Кстати, женские губы тоже на многое способны. Именно ими удерживала при себе царя Антонио Клеопатра.

– А чем еще, если не красавица.

– Мне кажется, ее конкурс на лучшего мужчину был круче всех сегодняшних шоу. Любой мог стать царем Египта.

– Египетская рулетка.

– ЕГЭ.

– Все получили «удовлетворительно», но этого было мало, чтобы стать мужем.

– Жил себе в семье спокойно, без сексуальных излишеств, а тут попробовал и растаял. И горе тем любовницам, которые захотят их запечатлеть документально. Вот где начинаются настоящие страдания.

– Запечатлеть от слова «печать»?

– Лучше сразу порвать, закончить красиво, на самом пике страсти… но у кого есть такая сила воли? Точно не у меня… и я еще таких не встречала. А когда начинаются страдания… в ход идет ущемленное самолюбие и гордыня… в том плане, что «как… меня не хотят?! как это?! я поставлю его на колени, он потеряет окончательно голову и всё для меня сделает!» Но не тут-то было… Это страшно на самом деле. Конечно, хорошо, что осознаешь всю реальность и свои слабые стороны… но, черт побери, даже от страданий получаешь кайф.

– Выход один – стать самодостаточной, полюбить себя и принять себя такой, какая есть, не пытаясь самоутвердиться за счет интриг и завоевания чужих мужчин.

– Клеопатра хорошо с этим справлялась. Голову с плеч долой. Как самка богомола после секса.

– Безголовые и были, не стоило напрягать палача.

– Я не могу просто взять и все оставить, не поддаться соблазну… не могу.

– Ты не одинока. Таких много.

– Бесперспективные мы.

– Тоже безголовые.

– Зато будет, что вспомнить. Главное – не разрушить себя.

– Зря не тратьте время: девки, любовницы – это временное увлечение для мужчин, не унижайте себя! Любовниц замуж точно не берут! Это отходы общества. Сколько слез пролито из-за вас, мрази! Сколько семей расстроилось! После этого нечего рассчитывать на СЧАСТЬЕ, слезы отольются!

– Друг моего отца недавно женился на своей любовнице. Все в этой жизни возможно. Кому как повезет.

– Ну и друзья у твоего отца… Тоже хочу таких друзей. А то на словах все герои, а как до дела доходит, по лавкам, по женам, по Фрейду.

– Какая речь о любви? Нельзя любить двоих… вы будете спорить, но делить постель с двумя «любимыми»… сами понимаете…

– Похоже, кто-то не пьет?

– Нет, опоздали к началу просто.

– Теперь придется повоторять пройденный материал.

– Налей им по двойной, Костя.

– Ну да… уж лучше иметь любовника… чем одной.

– Костя, ты чего им налил?

– Ты слишком молода, чтобы понимать, что к чему.

– Возраст здесь ни при чем, некоторые и в пятьдесят не поймут.

– Значит, пятидесяти мало, надо было начинать по сто.

– Хочешь поговорить по душам?

– Не. Завтра на работу.

Подушка полетела, полетела вслед Тино, едва он встал с кровати.

– Сколько раз тебе говорить, я Хуана, не надо называть меня Виктория, даже во сне. Если тебе нужна моя сестра, то ты ошибся адресом. Никакая я не Виктория. Понятно тебе?

– Именно. Мне уже давно все понятно. И тебе, наверное, тоже, – поймал подушку и положил на прикроватный пуфик Тино.