– Именно что? – неистовала голая женщина посреди постели, сотрясая свою большую грудь. Те колыхались. Тот самый случай, когда груди подрались из-за одного мужчины. Хуана сидела на кровати на коленях, руки ее никак не могли найти еще что-нибудь подходящее, чтобы запустить в Тино.

– Именно то, что ты не Виктория, ты Хуана.

– Придурок. Я не хотела тебе говорить, она уехала в Англию.

– Зачем?

– К своему рокеру. Ты слепой, что ли, я не пойму. Уже весь город о них знает. А ты будто не хочешь ничего видеть. Даже быки твои знают, наверное.

– Замолчи, дура. Она ничего не передавала?

– Письмо.

– Где? Где письмо? – подошел он резко к Хуане, та с испугом попыталась спрятаться в розовых цветах, потянув на себя простыню.

* * *

– Привет из Питера. Второй месяц продолжаю разрывать изжившие отношения… боюсь, что в скором времени останусь одна… подруга сказала, что это я сжигаю старые мосты, для постройки новых!

– А зачем в Питере сжигать мосты? Они же там разводные.

– Питер разводит всех на мосты.

– А Москва всю страну – на деньги.

– А Париж – на любовь.

– А Рим на Папу.

– А Венеция всех разводит на воде.

– Некоторые женщины входят в историю, другие попадают в истории. Разница в том, что первые обольщали мужчин, вторые ждали, когда их обольстят. Ждать не надо, мы же не в очереди, в конце концов, надо любить.

– Весь вопрос в том, как обольстить. Бывает, крутишься перед своим и в одежде, и без, не замечает.

– Под какую музыку?

– Идешь крутиться к плите.

– Музыка ни при чем. Здесь важны эмоции. Мужчины любят эмоциональных. Начинаешь зажиматься, прятаться, держать в себе – все, ты пропала. У тебя меняется химический состав. Сексом должно пахнуть, а не супом. Хорошенькой женщине время от времени надо выходить из себя – на людей посмотреть, себя показать.

– Да кто бы знал этого Отелло, если бы не Дездемона.

– Любовница – она переигрывает, как в театре.

– Может быть, вам надо как Валерии Мессалине?

– А кто это?

– Жена императора Клавдия. Она была настолько одержима сексом, что, когда ей не хватало домашних оргий, приходила в публичный дом и работала там проституткой.

– Кто-нибудь был в доме терпимости хоть раз?

– Спроси у мужа.

– Тоже кризис?

– Муж разлюбил или с работы уволили?

– Дураки, какие же вы дураки.

– Кстати, любовница умерла от сифилиса.

– От сифилиса не умирают.

– Страшнеют.

– Туда ей и дорога.

– Нет, сифилисом она страдала, а была убита по приказу своего мужа после того, как хотела совершить переворот в Риме с одним из своих любовников.

– Легко отделалась.

– Как звучит-то: «она страдала сифилисом», нет чтобы душой или сердцем.

– У таких нет души.

– Не надо крайностей, девочки. Я скорее, как Шахерезада, буду рассказывать своему мужчине сказки.

– Кстати, тоже умерла от сифилиса.

– Мне кажется, ты зуб на эту болезнь имеешь.

– От сифилиса зубы тоже выпадают.

– От цинги.

– Цинга не передается половым путем.

– Относись к сифилису, как к метафоре.

– То есть всякий за беспутство будет наказан.

– Женщине трудно без пути. Сбиваешься на всяких мудаков.

– Жаль девку.

– Жаль?

– Не знаю почему, а эту жаль.

– А какие сказки красивые читала.

– По ночам.

– Кому?

– Нам.

– Мужу сначала, а тот записывал.

– Выходит, мужчины тоже могут вдохновлять?

– Еще как. Мой мне такой кофе варит.

– Вдохновляет?

– Еще как, если бы не работа, дети, так и лежала бы целыми днями, ноги по разным сторонам кровати, как у Пикассо. Муж то соберет, то разберет. Вдохновлялась бы.

– Мужчины как дети, им конструкторы всю жизнь нужны.

– Ноги – это всё.

– Ноги – это все.

– Ноги – это все в ногах.

– Мне кажется, она его любила.

– Еще бы. Он же был богат.

– А потом и сказочно богат.

– Стоит только встретить свою женщину.

– А моего с работы уволили.

– Почитай ему сказок.

– Не любит он тебя.

– Почитай.

– Вдруг работу нормальную найдет.

– Все то, что сегодня случилось, – это красиво и можно поставить в рамку, как удачный набросок на случайную встречу. Ответьте мне на вопрос, ради которого я пришла. Спать или не спать?

– Это не набросок, это похоже на бросок. Спать, конечно, спать, – не задумываясь, ответил Герман. – В любом случае бессонница обеспечена, а так вы получите хоть какое-то удовольствие.

– А если не получу?

– Тогда утешение.

– Вы опять смеетесь?

– Нет, не я, это режиссер смеется.

Саша вдруг вспомнила его смех, который прыгал по стенам аудитории, когда, еще будучи студенткой, она читала Давиду отрывок из известной пьесы:

– Я люблю вас, я люблю вас, я люблю вас. Как вы этого не хотите, не можете понять.

Троекратное повторение фразы, словно «Сезам», открыло ее сердце.

А он рассмеялся в ответ: – Ну, разве так признаются в любви? Кто в это поверит?

– Я не знаю, как признаются. «Но залипают именно так», – призналась она сама себе.

Он подошел к ней, взял за плечи: – Кто в это поверит?

«Я», – снова она ответила сама себе.

– Давайте еще раз, – отпустил ее режиссер, развернулся и отошел, поправляя в пути свою косичку. – Ну, представьте меня своим женихом.

Она представила, но почему-то не на сцене, а в загсе. Ей вдруг стало дико смешно оттого, что она в который раз признается жениху в любви при собрании почтенной публики, а тот не верит: «Давай еще раз».

– Брик вообще красавицей не была.

– Зато лежала меж двух.

– К мужу она поворачивалась за деньгами.

– Думаешь, не любила?