видел, как расплылись зрачки черными дырами, потеснив радужку. Как прорезались алые нити сосудов. И лопнул один, выпуская облачко крови. Проступили вены на шее.

Надулись.

И губы её дрогнули.

— Граница, — Винченцо сказал это. — Убери… границу… поскорее…

— Граница, — она произнесла это эхом. — Убери…

Услышала.

Винченцо опустил трубу.

Услышала! Главное, чтобы теперь…

— Все? — барон высвободил руку и поднес ладонь к глазам. — А ты соврал.

— В чем?

— Было больно.

— Да не особо, — наемник-таки опустился на землю, пусть делал это осторожно, с видом таким, будто ему просто самому по себе присесть захотелось, и никакой слабости он не испытывает. — Неприятно скорее, будто изнутри что-то тянут.

— Душу.

— Силу, — поправился Винченцо и тоже сел, скрестив ноги. Слабость и он испытывал. Та отзывалась мелкой дрожью, а еще появилось стойкое ощущение, что его нынешнее тело того и гляди рассыплется.

— Силу души, — поправился Джер. — Что? У тела есть сила. У души тоже должна быть.

Миара меж тем очнулась и затрясла головой.

— А если она решит, что ей привиделось? — поинтересовался Джер. — Что тогда?

— Тогда? — Винченцо посмотрел на рог в своих руках. — Мы попробуем снова.

Только…

Что-то подсказывало, что очередной попытки он не перенесет.

Глава 11

Глава 11

Ирграм

Незадолго до наступления рассвета Ирграм ощутил, как мир вокруг стал зыбким, а потом словно бы раздвоился, как и сам Ирграм. Человеком он бы вряд ли осознал больше, но в нынешнем своем состоянии Ирграм сделался более восприимчив к движению силы.

Пластина на груди нагрелась. Ирграм сжал её обеими руками, а потом вовсе стянул с шеи и приложил к животу. Почему к нему?

Сам не знал.

Тепло перетекало из пластины в его тело, словно связывая две его половины, и это успокаивало. Потом мир едва заметно вздрогнул, и часть его снова пропала, а то, что осталось, притворилось прежним.

— Ну и что это было? — поинтересовался Ирграм у своего зверя. Тот, всецело занятый вылизыванием кости, судя по размерам совсем даже не человеческой, только коротко тявкнул.

То ли не заметил.

То ли не понял, что происходит. То ли не счел это важным.

Ирграм не сразу решился отнять пластину. Потрогал живот, на котором остался выдавленный след, правда, знаки исчезали, а кожа становилась прежней, гладкой и плотной.

Пускай себе.

Крик, донесшийся от стоянки, он услышал и даже подобрался поближе, успев застать момент, когда мальчишка-наемник едва не придушил папашу.

Было интересно.

Впрочем, дальше тоже. Ирграм наблюдал за суетой и попытками дозваться до спящих, которые наверняка не сумели справиться и тоже раздвоились. И если так, то искать их следовало не здесь, а на той части мира, которая…

Которая была.

Или нет?

Ирграм отступил. Наблюдать за тем, как маги варят зелья, ему было не интересно. Ничего-то нового он не узнает, хотя, конечно, раньше не упустил бы случая. Все же Карраго…

Раньше.

Он отполз, сожалея лишь о том, что вовсе не может уйти. Клятва…

— Никогда не давай клятв, — сказал он рытвеннику, поскребши когтями чешуйчатую шкуру его. — Видишь, что в итоге? Сплошное безобразие.

Рытвенник сочувственно вздохнул.

— И вот что дальше делать? — вопрос этот волновал Ирграма куда сильнее того, что происходило за границей защищенного круга. — А если она помрет? Я тоже издохну? Скорее всего.

Как ни странно, но смерть, пусть и в перспективе, его тоже не пугала. То ли свыкся с мыслью о близости её, то ли в принципе сознание Ирграма изменилось настолько, что ко многим вещам он начал относиться иначе.

— Ладно, время покажет… пойдем, поищем, что ли, место какое?

Он двинулся по широкой дуге, обходя круг с людьми, стараясь не приближаться к нему, но и не удаляясь. Ухо улавливало звуки человеческой речи, и пожалуй, будь у Ирграма желание, он бы услышал, о чем говорят.

Желания не было.

И он, подавив широкий зевок, устроился между корнями старого дерева. Солнце уже поднималось, но крона была в достаточной мере густой, чтобы защитить от света.

Рытвенник плюхнулся рядом и кость свою положил.

Ирграм прикрыл глаза. Пусть сон в полной мере и перестал быть ему нужен, но старые привычки остались. Да и все одно заняться было нечем.

Он с легкостью скользнул в знакомое уже состояние, в котором окрестный мир менялся, раскрываясь. И мир этот бы пуст. Ирграм не слышал и тени жизни.

Птицы в ветвях?

Полевки?

Лисы?

Ничего. И никого. Насекомых и тех нет, да и сами деревья какие-то… не такие. Не те. Будто слегка поточенные туманом, напитанные им. Но это даже хорошо. Если пластина забрала силу из той туманной твари, то сможет и другую впитать. Правда, пока в том нет нужды, но это лишь пока.

Ирграм отметил, что и растут деревья как-то… слишком уж правильно.

Еще отметил гнездо мелкой нежити неподалеку.

И крупной твари, но уже дальше.

Весьма крупной.

На север лучше не соваться. Хотя, конечно, Ирграм будет сильнее, но зачем ему это доказывать? Да и спит тварь. Пускай себе спит.

Он позволил сознанию раскинуть сеть шире. Восприятие обострилось, вероятно, во многом благодаря пластине. Но и ладно.

Но и пускай себе.

Зато теперь он видел и овраг, построенный Древними. Тот воспринимался своего рода границей, причем уходила она не только в стороны, но и вниз. И проверять эту границу на прочность Ирграм не рискнул бы.

Приближение человека он почуял задолго до того, как услышал. И отнюдь не потому, что двигался человек этот тихо. Да, пожалуй, что очень тихо.

Для человека.

И в прошлой жизни Ирграм точно не понял бы, откуда тот взялся. А теперь вот он просто позволил себе вырваться из полудремы. И даже сел, прищурился, вглядываясь в тени. Солнечный свет, проникая сквозь крону деревьев, был не таким ярким, как вне леса, но все одно раздражал.

И глаза слегка зудели.

Ирграм удержался, чтобы не потереть их.

— Эй, упырь, ты где? — человек остановился в десятке шагов. — Выходи. Разговор есть.

Рытвенник заворчал.

— И тварь свою прибери. Я и вправду поговорить хочу.

Наемник.

Конечно, кто еще рискнул бы выйти за пределы круга. Ирграм потянулся и подумал, что в разговоре дурного не будет. Полезное? Возможно.

Он встал.

— Я тебя знаю.

— А я тебя. Не столько знаю, сколько помню. Другим, правда.

Тень.

У него имелось имя, но его давно забыли, если вовсе знали. Люди, выросшие в Городе, рано понимали, какую ценность представляют имена. Ирграм зевнул, демонстрируя клыки.

— Мы можем быть друг другу полезны, — сказал наемник.

— Чем?

Ирграм не издевался. Он действительно не понимал, какую пользу лично ему принесет этот человек. Да, прежде… тот славился и удачливостью, и силой.

Тень из числа лучших.

Если вовсе не лучший.

— Тебя ведь держит что-то, верно? — руку с клинка он снял и старался казаться спокойным, но Ирграм чувствовал его нервозность.

Не страх, нет.

Сильный человек.

И кровь у него должна быть… нет, Ирграм может обходиться без крови. Он и голода-то не испытывает. С другой стороны, и люди едят не только потому, что голодны.

— Скорее всего клятва. Без нее ты или попытался бы убить нас, или, что вероятнее, просто исчез. Но ты держишься… и кому ты клятву принес?

— Какая разница.

— Магам рода Ульграх? Возможно… но нет, в тебе нет прежней почтительности. Значит, из этих оков ты выбрался.

— Надо чего?

— Союз, — Тень знал, когда стоит остановиться. — Я с ними тоже лишь потому, что Карраго обещал вытащить моего сына. Только…

— У него не получилось?

— Получилось как раз-то… ему намного лучше. Но это место… возможно, здесь мы останемся оба. Если не все.

Ирграм подумал и кивнул. Место и вправду не слишком подходило для людей.

— И ты хочешь уйти, — сказал он утвердительно.

— Не уверен, что получится.

И это верно.

— Ты дал слово?

— Именно.

— И пока твой сын жив, ты прикрываешь их задницы.

Тень склонил голову.

— Но тебе это не нравится, — Ирграм позволил себе оскалиться. — Правильно. Как только выпадет случай, он от тебя избавиться. Карраго считает тебя опасным.

— Льстит.

— Да нет… он болен, — Ирграм потер кончик носа.

— Быть того не может.

— Может. Воняет от него. Это не чума, — счел нужным уточнить Ирграм.

Выбравшись из вороха прелой листвы, рытвенник сунулся под руку. И на человека уставился, внимательно так, с надеждою даже. Причем надеялся он точно на то, что человек этот не слишком Ирграму нужен.

— Все одно… ладно. Мой сын сейчас спит. И так,