А всего через несколько дней случилась еще одна смерть. Суслов лег для обычной диспансеризации в кремлевскую больницу, и там у него случился инсульт. 25 января он скончался. Хоронили в лютый мороз. Порывы пронизывающего ветра дважды срывали покрывало с покойного. Невзирая на такую погоду, Брежнев счел долгом отстоять на трибуне всю долгую церемонию, даже сказать речь. Суслова похоронили не в кремлевской стене, а возле стены, подчеркнув особую важность его фигуры, особые заслуги. Хотя, наверное, почти никто из тогдашних советских людей, да и последующих историков, не смог бы внятно ответить, в чем же эти особые заслуги заключались?

И вот здесь-то встает вопрос — кого группировка Суслова видела в роли преемника Брежнева? Андропова? Или кого-то другого? Или это еще не было определено? Ответа у нас, разумеется, нет. Но и однозначно указать на председателя КГБ не представляется возможным. Он был честолюбивым, тянулся к власти. Однако решительный рывок предпринял только после смерти Суслова. Когда не стало «серого кардинала», регулировавшего процессы в советской верхушке. Нельзя исключать, что он как-то сдерживал Юрия Владимировича.

Но невольно обращает внимание — как раз 25 января, прямо в день похорон Суслова, сотрудники КГБ арестовали некоего Бориса Буряце, известного под прозвищами «Борька Цыган» и «Борис бриллиантовый». Артиста, крупного спекулянта и… любовника Галины Брежневой! Эта связь сделала его очень влиятельным лицом среди всяких махинаторов, подпольных бизнесменов, уголовников. Обыск и арест обставили таким образом, чтобы максимально распространить слухи. В нарушение инструкций Буряце разрешили позвонить — и дочь Брежнева примчалась выручать Бориса. Ей вежливо отказали, сославшись на приказ. А понятыми были приглашены старушки-актрисы, мгновенно раззвонившие по всей Москве. Галину, конечно же, не допрашивали, ее имя в деле вообще не упоминается. Но сплетни брызнули в иностранные СМИ. Удар был нанесен по престижу Брежнева, по его семье [117, с. 235–236]!

За ним последовал еще один. Одного из ближайших советников Брежнева, академика Иноземцева, уличили в хищениях. А среди его подчиненных в Институте мировой экономики и международных отношений вскрыли подпольный кружок «молодых социалистов». Они были сугубыми «западниками», в 1980-х КГБ уже не обращал на таких внимания. А тут вдруг арестовал, возбудили 20 уголовных дел. Шерстили учреждение советника Брежнева, опять дискредитировали его окружение! Иноземцев перегрузок не выдержал, скоропостижно скончался [117, с. 225]…

Но и Леонид Ильич был еще дееспособным. Хотя его здоровье подверглось новому испытанию, в марте 1982 г. в Ташкенте на авиационном заводе обвалились стапеля, куда поналезли рабочие, чтобы лучше видеть вождя. У Брежнева была сломана ключица, она так и не срослась. Однако он, в отличие от грядущего Ельцина, не выпускал из рук рычагов управления государством. В мае состоялся пленум ЦК, и на нем главную роль играл сам Брежнев. Он обратил внимание на самый опасный провал в экономике, катастрофу сельского хозяйства (импорт зерна достиг 45 млн тонн, мяса — 1 млн тонн в год). Намечались меры по выправлению положения — не реформаторские, а взвешенные и реалистичные. Была принята Продовольственная программа на 1982–1990 гг., позволявшая за 8 лет увеличить производство продовольственных товаров в 2,3–2,5 раза, избавиться от зависимости от иностранцев. Поскольку в Политбюро за сельское хозяйство отвечал Горбачев, авторство Продовольственной программы нередко приписывают ему. Но такое утверждение легко опровергается. Вскоре Горбачев придет к власти и не станет ее выполнять, а наоборот, развалит. Идея была не его, а Брежнева.

И на этом же пленуме были решены «организационные вопросы». Андропова избрали секретарем ЦК КПСС, на место Суслова — в его подчинение перешли отделы пропаганды, культуры, науки, международный отдел, отдел внешнеполитической пропаганды. Он стал «вторым секретарем» с правом в отсутствие Брежнева вести заседания. Как будто бы, это являлось значительным повышением. Но от должности председателя КГБ его освободили. На этот пост был назначен Виталий Федорчук, возглавлявший органы КГБ на Украине. К «команде» Андропова он не принадлежал, был выдвиженцем первого секретаря ЦК Украины Щербицкого — друга Брежнева. А кабинет Суслова после его кончины занял почему-то не Андропов, а Черненко. Начал регулировать идеологические вопросы…

Да, Леонид Ильич прекрасно осознавал, что шеф КГБ слишком зарвался, копает уже под его ближайшее окружение и семью. Генсек сделал собственный ход в игре. Как будто бы, повысил Андропова, но отобрал у него главную силу. Передал КГБ «своему» человеку. А осенью 1982 г. в партийном руководстве были вдруг запущены разговоры о тяжелой болезни Юрия Владимировича. Тон задавал сам Брежнев. Встречаясь с Андроповым, принимался расспрашивать о самочувствии, интересовался, чем может помочь? Обращался к Чазову — каково состояние Андропова, правда ли, что он безнадежен? «Понимаешь, вокруг его болезни идут разговоры, и мы не можем на них не реагировать». Чазов сразу доносил о таких вопросах Андропову [117, с. 231], и положение у него стало очень шатким. По сути ему намекали на отставку. В противном случае при Брежневе подобные дела решались очень просто. На пленуме какой-нибудь делегат неожиданно подаст предложение: освободить по состоянию здоровья, проголосуют — и все…

Но вдобавок, как свидетельствуют Гришин, Капитонов, Федорчук, Брежнев нашел себе преемника и задумал реформу по образцу Китая. Учредить для себя почетный пост председателя партии, как состарившийся Мао Цзэдун. А на должность генерального секретаря наметил верного друга Щербицкого [39, 117, с. 243–234]. В ноябре было решено созвать пленум ЦК КПСС. Первым в повестке дня значился вопрос о научно-техническом прогрессе. Вторым, закрытым — «организационный вопрос».

Но и Андропов уже сформировал собственную группировку в советской верхушке. В наследство от Суслова под его руку перешли Пономарев, Зимянин, Демичев. Плюс их «общий» Горбачев. Союзником Юрия Владимировича давно уже был маршал Устинов. К ним примыкал Громыко. КГБ Брежнев отдал Федорчуку, но на ключевых постах остались люди Андропова: Бобков, Крючков. Ставленником Брежнева был первый заместитель Федорчука, Чебриков. Но… он, как и Устинов, предпочел перекинуться к Андропову. А академик Чазов фактически являлся агентом Юрия Владимировича при Брежневе и других руководителях.

9 ноября Леонид Ильич вернулся с охоты, чувствовал себя хорошо. Был в прекрасном настроении, шутил. Личного врача, Михаила Косарева, отпустил домой — как всегда отпускал его на ночь. Принял снотворное — точнее, андроповские «пустышки», которые ему поставляли вместо снотворного. Отправился в постель. А утром его обнаружили мертвым. Сразу же примчались Чазов — и Андропов [142, с. 265]. Первым делом он забрал «бронированный» портфель Брежнева с цифровым замком [117, с. 252].

Официальный диагноз гласил — генсек скончался во сне: оторвался тромб, попал в сердце.

О том, что Леонид Ильич определил себе преемника, знали немногие. А те, кто знал, помалкивали. «Старики» из «брежневской» группировки — Тихонов, Гришин, Соломенцев — попытались выдвинуть Черненко. Он был ближайшим помощником Леонида Ильича, возглавлял главный, Организационный отдел ЦК. Тихонов встретился с ним. Договорились, что на заседании Политбюро глава правительства выступит и назовет кандидатуру Черненко. Но сорганизоваться «старики» не успели. У Андропова оказалось все схвачено. К Черненко, уже после его беседы с Тихоновым, зашел Устинов и «попросил» — чтобы на заседании выступил Черненко и предложил Юрия Владимировича. «Просил» министр обороны. Константин Устинович все понял и согласился.