Простился я с ним — и к Барсуку.

Тот вручил мне камень. Я сделал вид, что расстроился.

— Камешек-то, — говорю, — совсем маленький! На полсотни долларов тянет, не больше.

Ох, как он испугался:

— Ты что?! Сам говорил: реликвия!

Я вроде бы был готов уступить:

— Ну разве что за реликвию прибавлю еще полсотни.

Он начал ныть:

— Добавь еще.

И началось:

— Камень маленький.

— Реликвия.

— Маленький камень.

— Двести.

Потом махнул рукой:

— Идет.

Отстегнул я ему двести зеленых. Он сиял. Понимал: с мокрого дела много не возьмешь.

Через два часа я предъявлял билет в Шереметьево.

35. Сушков и его пиджак

Ржавцев замолчал. Потом улыбнулся:

— Вот так было дело. Они все уголовники: и Барсук, и Гвоздь, и Зайчище, и покойный Захарский. Уголовники.

— А вы?

— У меня алиби, я никого не убивал. А что купил какой-то камешек у гражданина Барсукова, так не знал, как он к нему попал. Путевку мне оплатила любимая женщина. А если Гвоздь доложит, что я ему стекляшку за доллары продал, так можно ли ему верить?! Подумать только: скинул с балкона беззащитную женщину! Его нашли?

— Искали. Но не нашли. Исчез.

— Значит, все?

— Нет. Теперь подробнее расскажите, что было в письмах. Только не говорите, что, кроме адреса в Чехословакии, там не было ничего интересного!

— Я внимательно прочитал все письма. Они были адресованы Анне Крышкиной, сестре литераторши. Какой-то Сушков пишет ей из Уругвая. Называет ее Аней. Скорее всего, это ее старый знакомый, потому как знает ее по девичьей фамилии. Я обратил внимание на такие слова: «Все сделаю, нужду претерплю, но подарок твой не продам. В могилу с собой возьму, но не отдам». В другом письме Сушков пишет о своем намерении перебраться в Париж. Вы что-нибудь знаете о Сушкове?

— Знаю. Конечно, знаю. Он, скорее всего, был случайным человеком. Анна могла доверить ему желтый бриллиант после войны. Сушков не сотрудничал с немцами, и она надеялась, что в смутное послевоенное время у него больше шансов сохранить камень.

— В Париже мне удалось найти следы Сушкова.

— Я побывал в той церквушке, где вы были год назад.

— Там мне сказали, что Сушков перебрался в Африку. И я отправился сюда. Живу здесь уже почти год.

— Я слишком поздно понял, почему вы задержались в этой стране.

— А когда поняли, то спешно прилетели?

— Мне показалось, что вы очень близко подошли к разгадке.

— Кто вы такой, гражданин работник консульского отдела неизвестно какого посольства… извините, забыл ваше имя и отчество.

— Петр Васильевич. Индейкин Петр Васильевич.

— Вы действительно сотрудник консульского отдела, Петр Васильевич?

— Был, — вздохнул Индейкин. — Долгое время был.

— Теперь вы частное лицо?

— Недавно вы упомянули о покровителе путников и торговцев. А нет ли в греческой мифологии покровителя частных сыщиков?

Ржавцев улыбнулся:

— Могу предложить того же Гермеса. Он считался покровителем ловкости, плутовства и красноречия, был проводником умерших душ в царство усопших. И судьей на олимпийских поединках.

— А по умению заводить знакомства?

— Это можно отнести к ловкости и плутовству.

— Да, в нашем деле без ловкости и плутовства не обойтись. Мои друзья в этой стране сообщили мне, что вы вертитесь вокруг какой-то старухи. Но в чем дело, они так и не могли разобраться. Что это за старуха, Ростислав Романович?

— Я отыскал одну очень интересную бабусю. Годков ей под восемьдесят. Соображает с трудом. Но соображает. Она работала у Сушкова служанкой.

— Нашли что-нибудь интересное?

— Странный был человек этот Сушков. В жару мог ходить в теплом пиджаке.

— Пожилой человек — свои привычки, причуды…

— Пиджак этот он привез аж из Южной Америки. И так его любил, что наказал себя в нем похоронить. Что и было сделано. Помните его письмо: «В могилу с собой возьму, но не отдам»?

— Неплохо, — одобрил Индейкин. — Бриллиант вполне мог уместиться за подкладкой.

— Вот я и подумал…

— Это прекрасная рабочая гипотеза. И когда вы собираетесь приступить к проверке этой гипотезы?

— Я вас очень удивлю, но я собираюсь сделать это сегодня.

— Но уже поздно.

— Вы когда-нибудь раскапывали могилы?

— Не приходилось.

— И мне тоже. Единственное, в чем я совершенно уверен: днем это лучше не делать.

— Совершенно справедливое замечание. А вдвоем мы сможем?

— Я нанял четырех местных.

— Они согласились?

— За такие деньги они готовы и живого закопать.

— Так вот о каком деле вы говорили в начале нашей беседы!

— Да, именно об этом.

Индейкин посмотрел на часы:

— У нас еще есть время?

— У нас есть полтора часа.

— Тогда можно отдохнуть. Не забывайте, я старше вас лет на двадцать. Мало того, что мне пришлось лететь в ваш, как вы выразились, бананово-лимонный рай, теперь еще придется ночью эксгумировать труп. Не самое приятное занятие для пожилого человека.

Он удобно устроился в кресле:

— А вы не боялись вывозить камень? На таможне могли спросить, откуда он у вас.

— Боялся. Поэтому я и взял с собой квитанцию из магазина молодоженов. Думал, если спросят, что за камень, покажу квитанцию.

— Не спросили?

— Не спросили.

— Вы предусмотрительный человек.