— Вам нужно спуститься вниз, — показалДронго, — отсюда близко. Вы бывали раньше в Риме?

— Нет, — ответила она, — я первый раз вИталии. И вообще первый раз в Европе.

Он уже понял, что женщина — японка. Обычно они летают черезвесь мир целыми группами и везде ходят вместе, традиционно выстраиваясьдлинными очередями в модные магазины.

— Вы приехали с группой? — спросил он, не сомневаясь,что это так.

— Нет, — улыбнулась она учтиво. — Я приехалаодна. Я давно мечтала побывать в Италии.

— Пойдемте, — неожиданно даже для себя предложилДронго, — я вас провожу.

Женщина удивленно посмотрела на него и согласно кивнула.

— Как вас зовут? — полюбопытствовал Дронго, покаони переходили улицу, спускаясь вниз, к центру города.

— Аяччо, — представилась она, — я из Киото,прилетела сюда, чтобы увидеть Рим. Я так много слышала об Италии.

— Ну и как, вам нравится?

— Очень, — восторженно произнесла Аяччо. —Мне здесь все интересно. А вы итальянец?

— Нет, — ответил Дронго, — я из Баку. Меняобычно называют Дронго.

По ее лицу он понял, что ни название города, ни его имя ейничего не говорят. Впрочем, неужели он ожидал другого?

— Вы хотите что-то увидеть или вас ждут наплощади? — уточнил Дронго.

— Меня ждут, — сообщила она. — Там долженбыть магазин, в котором меня будут ждать.

У нее в руках был небольшой светлый пакет из магазинапарфюмерии. У Дронго — пакет от «Бриони». Со стороны могло показаться, что этообычная пара иностранцев, приехавшая посмотреть на римские памятники и сделатьпокупки в дорогих магазинах.

Он шел рядом с ней и молчал. Если бы они встретились вдругое время и в другом месте, возможно, Дронго предложил бы ей увидеться,вместе поужинать. Но на этот раз он приехал в Рим совсем по другому делу. И емуне хотелось подставлять эту симпатичную японку, похожую на высокую фарфоровуюстатуэтку.

— Вы бывали в Японии? — поинтересовалась Аяччо.

— Два раза, — сообщил Дронго.

— И вам понравилось? — улыбнулась она.

— Люди и традиции — да, а цены и условия жизни —нет, — поделился он впечатлениями.

— Про цены я понимаю, — сказала, тщательноподбирая слова, Аяччо. — А про какие условия жизни вы говорите?

— Ваши частые землетрясения, — пояснилДронго. — Они очень действуют на нервы. Я вообще опасаюсь разных природныхкатаклизмов, тем более таких.

— По виду вы не похожи на трусливого человека, —призналась Аяччо. — Поэтому я к вам и подошла. У вас вид надежного имужественного мужчины.

— Спасибо, — улыбнулся Дронго. —Осторожнее! — Он схватил ее за руку. — При переходах нужно болеевнимательно смотреть по сторонам.

— Но ведь горит зеленый свет, — возразилазаконопослушная японка.

— Только в Италии этого мало, — усмехнулсяДронго. — И хотя итальянцы, безусловно, европейцы, южные итальянцы немногоменее европейцы, чем все остальные.

Аяччо рассмеялась:

— Вы так смешно говорите…

— Посмотрите на галерею, мимо которой мы сейчаспроходим. Она как раз напротив площади, которая вам нужна. Знаете, ее назвали вчесть выдающегося итальянского актера Альберто Сорди. Вы о нем слышали?

— Нет, — призналась она. — Но я видела многоитальянских фильмов. Феллини, Пазолини, Росселини. Я правильно называю фамилии?

— Все верно. А Сорди часто играл в фильмах Феллини.По-моему, они были друзьями. — Дронго вспомнил великого итальянскоготрагического комика и улыбнулся. Сорди создал незабываемые образы на экране. Ивообще в 50-е и 60-е годы прошлого века итальянское кино сделало больше дляразвития культуры, чем любой другой кинематограф мира. Ему припомнилось, какодин из его друзей уверял, что в мире вообще существуют только двепо-настоящему кинематографические нации — итальянцы и грузины. Можно поставитькамеру на улице и снимать подряд всех прохожих — все будет выглядеть органичнои естественно. Правда, затем его друг сказал, что к этим двум нациям нужнодобавить и евреев. На что Дронго справедливо заметил, что евреи в любом делестараются не быть последними. И этому у них стоит учиться.

— Вы о чем-то задумались? — спросила Аяччо,осторожно дотронувшись до его локтя.

— Нет, — ответил Дронго, улыбнувшись, — мыуже пришли. Вот ваша площадь. Может, мне помочь вам найти нужный магазин?

— Я его уже нашла, — показала Аяччо на зданиевозле памятника, — до свидания.

Она как-то замялась на прощание. Дронго подумал, что нужнопроизнести какие-то добрые слова. Или объяснить, почему он даже не спросил, гдеона живет. Но слова были не нужны. Они встретились, чтобы расстаться — таковыих судьбы. Встретились случайно в Риме на расстоянии многих тысяч километров отсвоих городов и теперь расстаются навсегда. Он пожал ее прохладную узкуюладошку и опять улыбнулся на прощание.

— До свидания. — Она чуть поклонилась и, немногопокраснев, поспешила в свой магазин.

Дронго почему-то тоже поклонился и повернул обратно. Однако,сделав пару шагов, обернулся. Аяччо тоже обернулась и весело помахала емурукой. Он пошел к стоянке такси, и в этот момент зазвонил его мобильныйтелефон.

— Слушаю, — быстро ответил Дронго.

— Они его взяли, — сообщил Брюлей. — Где тынаходишься? Приезжай скорее к нам.

По дороге в комиссариат Дронго выбросил пакет. Являться спакетом от «Бриони» в полицию выглядело бы дурным тоном и нелепым пижонством.Он повесил свой новый плащ на вешалку, оставил там же свою старую легкую курткуи вошел в кабинет Террачини, где уже собрались все основные участники ихоперации. В этот момент Террачини стоял, прислонившись к столу, и о чем-тоговорил. Брюлей и Даббс сидели на стульях, слушая хозяина кабинета. ЗавидевДронго, Террачини прервал свою речь.

— Его взяли, — коротко сообщил он ему.

— Где? — поинтересовался Дронго.

— В Лондоне.

Даббс недовольно пожал плечами. От Дронго не укрылся и этотжест.

— Значит, мне звонил кто-то другой, — резоннозаметил он. — Этот тип не мог быть одновременно и в Риме, и в Лондоне. Ноговоривший был явно не итальянец — я различил бы итальянский акцент.

— Подожди, — попросил Брюлей, — мы как разговорили об этом. То, что ты сейчас сказал, вольно или невольно ставит подсомнение все усилия нашего коллеги Доула.

— Нет, не ставит, — возразил Дронго. — Доулнашел именно того англичанина, который отправил из Кельна сообщение поИнтернету. Но совсем не обязательно, что Джордж Эннеси тот самый «мясник». Доулэтого тоже не утверждает. Как его взяли? — обратился он к Террачини.