— Такая же фигня, — буркнула я и рассмеялась, — твои коллеги устроили научный диспут, нормально выспаться не давали. Рассказывали о том, что через триста лет воздух станет непригодным для дыхания, а пустыня окончательно поглотит планету, и тогда мы все умрем.

— Ну это вряд ли, — отмахнулся Василий, — фитопланктон и водоросли тоже выделяют кислород, поглощая углекислый газ. А учитывая объемы мирового океана, легкие планеты, скорее всего, не зеленые, а голубые. В том смысле, что леса вырабатывают кислорода гораздо меньше, чем водоросли, поэтому потеря не фатальная. А может быть, и вообще ничтожная.

— А чего же тогда Аркадий Валерьевич панику поднимает?

— А, — отмахнулся Василий, — старый маразматик просто любит всеобщее внимание. Напустит туману, задурит голову цифрами и вещает… Короче говоря, профессор очень сильно сгущает краски, преувеличивает.

— Ну а «глобальное потепление»?

Василий замялся:

— Да, есть такое дело. Но скорее всего, лет через двадцать — тридцать все стабилизируется, и температурный баланс придет в равновесие. Атмосфера Земли обладает устойчивой стратификацией. Чем теплее внизу, тем выше поднимаются молекулы горячего воздуха, и тем сильнее они остывают, прежде чем опустятся обратно. Короче, атмосфера все время перемешивается. А лет через сто — двести повышенная геомагнитная активность Солнца спадет, и тогда вообще все придет в норму. У нас очень стабильная звезда, поэтому жизнь на Земле существует почти четыре миллиарда лет, и никакие катаклизмы ее пока не уничтожили.

— А если не придет?

— Значит вымрем, — философски хмыкнул Василий, — Лидия Андреевна, поймите, от нас все-равно ничего не зависит. Ну вот совсем ничего. С позиции влияния на атмосферу и температурный баланс планеты деятельность человека просто ничтожна. Один вулкан всего лишь за сутки может выбросить в атмосферу больше углекислого газа, чем вся промышленность за историю человечества. Так что с технической точки зрения, если уровень кислорода в атмосфере Земли упадет до смертельного уровня, человечество просто вымрет, но не сможет ничего изменить, как бы не пыталось. Не тот уровень. Муравьи мы на теле планеты. Или даже нет, некорректное сравнение, — микробы. Пыхтим, кряхтим, надуваем щеки, шевелим усами, а толку — ноль.

* * *

Вот под такую беседу мы и дотопали с Василием до своего родного дома, в смысле до «скорой». Я немедленно занялась раненными, Василий принялся помогать Аркадию и механикам ремонтировать автомобиль. Ну как помогать? Крутился поблизости, создавал ненужную суету и отвлекал неуемными вопросами. А если попросят подать ключ, стремглав бежал выполнять и при этом радовался, как ребенок. Но в конечном счете приносил совсем не тот, что был нужен.

Машину общими усилиями все-таки починили. Хотя, честно говоря, у меня возникли подозрения, что Арсений в одиночку справился бы гораздо быстрее.

Тем временем штурмовики и водители на скорую руку разбили лагерь. Местность оказалась каменистой; маленький экскаватор, наткнувшись на неприступную скалу, гремел и тарахтел, но справиться с ней не смог. Блиндажи получились совсем маленькими, выглядели криво и уродливо, но до красоты и гармонии никому не было никакого дела. Накрыли листами металла, засыпали грунтом, занялись благоустройством внутренних помещений.

Для меня тоже выделили небольшой уголок, отгородив куском брезента от общего помещения. Умостили пару лежаков, установили маленький раскладной столик и пару детских стульчиков. Все! Медпункт готов.

Я от себя еще добавила мебели в комнату — поставила «тревожный чемоданчик» наготове. А сама с превеликим удовольствием прилегла на школьный мат и вытянула гудящие ноги.

Минут через десять призывно звякнул рельс. Пришлось вставать и топать на обед. Запахи с кухни доносились просто умопомрачительные, но меню разнообразием не отличалось. Рыба на жаре высохла, стала твердая, как камень. Но лепешки — объедение.

Поиски потерявшихся уже шли полным ходом, пока безрезультатно. Быков, озабоченный до невозможности, распределял обязанности подчиненным. Подойти и спросить как идут дела, я не решилась. Машины разъезжали по лагерю взад-вперед, поднимая тучи пыли, которая потом еще долго скрипела на зубах.

Тем временем жара стала давить все сильнее и сильнее. Спать не хотелось, тем более никаким «тихим часом» в лагере еще даже и не пахло. Но жара усиливалась, поэтому я приняла решение самостоятельно, спустилась в блиндаж и плотно закупорила вход стеганным одеялом. Дышать сразу стало немного легче. Помаявшись в тесной комнатушке несколько минут, я завалилась на лежак и задремала.

А чего ждать? Приказа к отбою?

По этой адской жарюке мы все одно никуда не поедем. А если я кому-то понадоблюсь — найдут.

Разбудили, не дав проспать и полчаса, притащили потерявшего сознание водителя. Кое-как привела в чувство нашатырем, отпоила водой, уложила на мат оклематься в холодке. Тут же притащили следующего и пока заносили, напустили жары в землянку, дышать сразу стало нечем. Не успела я привести в чувство второго, как приволокли третьего в тяжелом состоянии. Потерял сознание в машине. Пока довезли, пострадавшему совсем поплохело. Серый весь. Гипертермия.

* * *

В начале третьего прибежал посыльный весь взмыленный, глаза как у верблюда, задыхается.

— Лидия Андреевна, Эмиссар вызывает. Срочно!

— Что случилось? Говори!

— Да там это… водителя в будке заперли… и забыли…

— В смысле — забыли? — не поняла я, хватая «тревожный чемоданчик».

— Арестовали, — пожал плечами молодой штурмовик, — он вчера чуть людей не угробил. Заперли в будке на время расследования. А потом буря…Короче, забыли про него…

Пред глазами мгновенно встала картинка: полузанесенный песком капот КрАЗа, торчащий из расселины, растрескавшийся асфальт, и машины конвоя, с опаской объезжающие место катастрофы по обочине. А еще вспомнились чьи-то слова, сказанные в толпе полушепотом — «Чекист водилу арестовал. Шьет саботаж и диверсию. Расстреляют, наверное…»

Не выдержала, выругалась. Посыльный слегка побледнел, но ничего не сказал.

— Разыщи моего помощника Василия. Из «научников».

— Знаю, — кивнул головой посыльный, — сейчас позову.

Забыли они. Выродки! Сколько же бедолага в будке просидел? Без воды и еды. Жара за сорок…

Пока добежали с Василием, запыхались. Бегать по жарюке то еще удовольствие. Водителя уже вынесли на свежий воздух, расстегнули рубашку, облили водой.

Швырнула чемоданчик на песок, склонилась над телом, пощупала пульс — нитевидный. Лицо серо-землистого цвета. Оттянула веко, зрачок на свет не реагирует. На всякий случай сунула под нос ватку с нашатырем. Никакой реакции. Глубокая кома. Шансов вытащить никаких.

Обернулась к скопившейся толпе, рявкнула со всей мочи:

— Носилки тащите, быстрее!

Отыскала глазами Василия, кивнула:

— Готовь капельницу.

Пострадавшего уложили на носилки, понесли