– И что, он такой страшный?

– Ещё бы не страшный, милая моя! Мало того, что он бугай каких мало, я видела и кулачищи у него каждый с мою голову, так он ещё, когда разъярится, прёт как бык! Никакого удержу на него нет! И я не понимаю, каким местом думала Зинка. Ведь узнай Володька о её шашнях, он одним ударом из неё дух вышибет, а уж его точно по стенке, как таракана, размажет.

– Так вот оно какое дело, – проговорила Мирослава, – спасибо вам большое, что рассказали.

– Только вы уж, милочка, ради Христа, не выдавайте старуху. А то я распустила язык-то.

– Вы всё правильно сделали. Но больше никому об этом не рассказывайте и о нашем разговоре с вами – молчок! – Мирослава приложила указательный палец к губам.

– Ни-ни никому! – пообещала Степанида Ивановна, – молчать буду! – и она тоже приложила палец к губам.

«Значит, слесаря мы вычёркиваем из списка подозреваемых, – подумала Мирослава, – только как, не выдавая старушку, вложить это в голову следователя?» Проблема не из лёгких.

Встретив слесаря, Мирослава спросила, не было ли у него на этот день ранее поданных заявок, а потом отменённых?

– Были, – ответил он удивлённо.

– И в этот дом?

– Так как раз в этот дом и были. Макарычев подал заявку, а потом его срочно отправили в командировку. Он воду у себя отключил и проинформировал диспетчера.

– А вы об этом забыли, – сказала Мирослава.

– Ничего я не забыл! – возмутился слесарь.

– Скажите, вам надоело жить?

– Что?

– Я имею в виду мужа Зины Пичужкиной.

Слесарь сделался белым, как полотно.

Мирослава заметила, что колени его подогнулись, и он вот-вот рухнет.

– Вы присядьте, – она взяла его под руку и подвела к скамье.

Когда он немного успокоился, она сказала:

– Вам нужно сделать выбор между трёх вещей.

– Трёх вещей? – переспросил он изумлённо.

– Да. Между плохой памятью, признанием в связи с Пичужкиной и в чистосердечном признании в совершении убийства.

– Нет! Нет! – закричал он, вскакивая со скамьи.

– Тише! Не привлекайте к нашему разговору внимание посторонних.

– Да, да.

– Вы меня поняли или повторить ещё раз?

– Нет, нет, я всё понял! У меня склероз!

– Ну, зачем уж сразу склероз?! Просто скажем, вы запамятовали об отмене заявки и пошли к Макарычевым. А потом вспомнили.

– Да, я вспомнил! – слесарь с силой ударил ладонью себе по лбу. И тут же спросил: – А как же полиция?

– Так эта версия как раз и предназначена для полиции. Макарычев вернулся?

– Вернулся. Я сегодня полдня у него возился.

– Так вот! Как всё удачно складывается!

Слесарь посмотрел на неё недоумённо.

– Следователь оставил вам свой телефон?

– Оставил, – слесарь полез в карман и достал визитку Наполеонова.

– Вот и прекрасно. Вы сейчас набираете его номер и подробно рассказываете, как устраивали целый день трубы у Макарычева.

– А если он спросит, зачем это я ему рассказываю?

– А вы ответите, что Макарычев подавал заявку на тот день, а потом неожиданно был отправлен в командировку. Это сообщение диспетчера вылетело у вас из головы, и вы пошли в тот день к Макарычеву. А вам никто не открыл дверь. Вы хотели сообщить об этом диспетчеру, но потом вспомнили о его предупреждении и пошли восвояси.

– Не восвояси, – поправил её слесарь, – а в подвал, там давно надо было заняться кранами.

– Ещё лучше! – сказала Мирослава, – никто не сможет точно сказать, сколько вы пробыли в этом подвале?

– Никто, – подтвердил слесарь.

Мирослава догадалась, что именно на работу в подвале ранее он собирался свалить время, проведённое с Зиной.

Волгина с интересом прислушивалась к разговору слесаря со следователем и ухмылялась про себя: «Ай же слесарь, ай да сукин сын! Просто артист народного театра. С таким любому режиссёру можно замахнуться и на Шекспира!

Когда разговор был завершён, слесарь вытер со лба пот и спросил:

– Ну, как я?

– Молодцом! – похвалила Мирослава.

– Именно за эту версию и держитесь. И вы с Зиной спасены.

Мирослава сделала шаг, потом оглянулась:

– И мой добрый вам совет – завязывайте с Пичужкиной.

– Завяжу! Вот вам крест, завяжу! Я же и не собирался с ней связываться, сам не пойму, как в первый раз, когда пришёл менять им раковину, оказался с ней в постели. Я и опомниться не успел, а она уже на мне скачет. Так оно у нас и пошло, – виновато вздохнул слесарь.

Вечером Шура сообщил:

– Представляешь, этот тюфяк…

– Какой тюфяк?

– Да слесарь. Я тебе о нём говорил!

– И что он?

– Вспомнил сегодня, зачем он в тот день ходил в подъезд, где убили Самсонову.

– И зачем же? – спросила Мирослава так умело и заинтересованно, что Наполеонову даже в голову не пришло заподозрить её в притворстве.

– Понимаешь, слесарям диспетчер даёт заявки. А в тот день один из жильцов, которому срочно понадобилось уехать из города, заявку отменил. Диспетчер, естественно, проинформировала слесаря. А этот лопух пропустил сообщение мимо ушей и потопал к Макарычеву!

– К Макарычеву?

– Ну да, к тому мужику, у которого прорвало трубу!

– Так всех затопило?

– Нет, Макарычев отключил воду, заявку отменил и отчалил из города. А когда вернулся, снова подал заявку. И тут-то это чудо в перьях, слесарь, вспомнил, зачем же он в тот день ходил в этот подъезд, и позвонил мне.

– Теперь понятно.

– Вот паразит! – беззлобно выругался Наполеонов. – Мы на его разработку потратили время и деньги налогоплательщиков.

– Бывает, – посочувствовала Мирослава.

Морис и кот Дон одновременно покосились на Волгину, а потом быстро оба отвели глаза. И только Шура оставался в блаженном неведении о проделках своей подруги детства.

Но справедливости ради надо сказать, что под каким ракурсом ни смотри на её действия, всё благо – помогла она не только бедному слесарю, его любвеобильной подружке, но и сберегла деньги упомянутых Наполеоновым налогоплательщиков от дальнейших бесполезных трат по разработке слесаря. Не говоря уже о времени и ногах.

Несмотря на то, что по одной из трактовок имя «Инесса» происходит от западного имени Агнесса, что означает «ягнёнок», Инесса Бессонова ягнёнком не была никогда, тем более жертвенным. Главным девизом её жизни было – «Бороться и побеждать!».