– Я имела в виду из сердца! – заявила бабуся.

– Что? – переспросил следователь, думая, что ослышался.

– Такой молодой и глухой, – покачала головой зловредная старушка и повторила по слогам: – Сердце.

– Я не глухой, просто не подозревал наличие в вашем возрасте такого романтизма, – не остался в долгу следователь.

Старушка собралась захлопнуть перед его носом дверь, но он ей этого не позволил и спросил:

– Вы хотите, чтобы все соседи узнали о том, что ваш внук подозревается в убийстве?

Дверь распахнулась на всю ширину, и бабушка, подбоченясь, пошла на следователя:

– В каком таком убийстве? Что ты мелешь?

– Я не мельница и даже не мукомольный завод, поэтому ничего не мелю. Убита бабушка Инессы Бессоновой, и имеется несколько свидетелей, которые слышали, как ваш внук грозился свернуть ей шею.

– Екатерине Терентьевне свернули шею? – испуганно спросила Варвара Дмитриевна.

– Вы были с ней знакомы? – быстро спросил Наполеонов.

– Лично нет, но много слышала о ней от Володи.

– И она не нравилась вашему внуку?

– Скорее, наоборот, он не нравился ей.

– И почему?

Варвара Дмитриевна насупилась:

– Она считала, что Володя не сможет устроить её внученьке царскую жизнь!

– В смысле?

– Мани-мани, – презрительно проговорила Варвара Дмитриевна, подражая голосу западной певицы.

«А бабуля-то у нас продвинутая», – подумал про себя Наполеонов, а вслух обронил:

– Значит, всё дело в деньгах.

– В них, проклятых, – вздохнула Варвара Дмитриевна и пустилась в воспоминания: – Вот когда я за своего Васю выходила…

– Минуточку, – прервал её Наполеонов, – вы утверждаете, что между Екатериной Терентьевной и вашим внуком с самого начала установились напряжённые отношения?

– Ничего я такого не утверждаю! – отрезала старушка. – Тем более, когда Володя и Инесса начали дружить, им ещё и шестнадцати лет не было.

– Ага.

– Вы так и не ответили на мой вопрос!

– Какой вопрос? – удивился следователь.

– Екатерине Терентьевне свернули шею?

– Нет, ей проломили голову молотком. Но это дела не меняет.

– Как это не меняет?! – возмутилась Варвара Дмитриевна, – разве ваши свидетели слышали, как мой внук обещал тюкнуть её молотком?!

– Нет, таких слов они не слышали.

– Так, значит, мой внук ни при чём!

– Ваш внук обещал лишить Самсонову жизни, а каким способом – неважно.

– Очень даже важно, – не согласилась старушка.

Наполеонову надоело с ней препираться, и он спросил:

– Так как зовут новую девушку вашего внука?

– Надей её зовут.

– А где она живёт?

– Не знаю.

– Так уж и не знаете? – не поверил следователь.

– Вот тебе крест, что адреса её не знаю, – и старушка истово перекрестилась.

– Хорошо, а как вы общаетесь с внуком?

– Он заходит ко мне и звонит иногда.

– И какой у него номер телефона?

– Я не знаю.

– То есть?!

– Звонит всегда он.

– Тем не менее номер звонившегося высвечивается.

– Володя звонит мне на домашний телефон.

По тому, как она упрямо склонила голову, Наполеонов догадался, что бабушка лжёт.

– Может, перекреститесь? – спросил он.

Варвара Дмитриевна бросила на Наполеонова такой взгляд, который, обладай он физической силой, не только следователя с ног свалил, но и вырвал бы с корнем столбы электропередачи. Однако взгляд он и есть взгляд, даже исполненный ненависти, причинить вред он бессилен. Поэтому Наполеонов мало того, что остался целым и невредимым, он ещё и продолжил задавать вопросы:

– А родители Владимира Дорина сейчас на работе?

– На работе, – ответила бабушка, – но не тута.

– Что значит, не тута? – не понял следователь.

– На Кубе они. Вернутся через два года.

Наполеонов присвистнул:

– Надо же, куда их занесло.

Он и впрямь не очень хорошо себе представлял, что могут делать россияне в наше неблагополучное время на Кубе.

От Варвары Дмитриевны он решил отстать и найти Дорина другим путём. Именно для этого он и выбрал Славина.

Оперативник отыскал художника на Пешеходной улице, продающим свои картины.

Так как сам он засветился, то отправил по его следу своего товарища Аветика Григоряна.

Аветик увязался за художником, когда он, сложив свои холсты, покинул Пешеходную улицу.

Дорин довёл оперативника до Павловской улицы, зашёл в дом под номером двадцать один и поднялся на третий этаж. Григоряну даже удалось отследить, что вошёл он в квартиру номер десять.

Позже, прикинувшись приезжим, Аветик прошёлся по квартирам первого этажа с легендой о снятии квартиры.

Ему ответили, что квартиру в их подъезде сдаёт только Анна Евстафьева, но квартира уже занята.

– Может, её снял не слишком богатый парень и пустит меня на подселение? – продолжал упорствовать Аветик.

– Да нет же! Квартиру снимает девушка Надежда.

– Какое красивое имя! – восхитился Аветик.

– Имя красивое, – хмыкнул мужчина в трусах и майке из угловой квартиры, – но тебе ничего не обломится!

– Это ещё почему? – удивился Аветик, изображая из себя пылкого южного мужчину.

– Потому что парень у неё уже имеется! И не гастарбайтер какой-то, – он многозначительно посмотрел на Аветика, – а вполне себе местный.

– И богатый, – вздохнул Григорян и повернулся к лестнице.

– О его богатстве говорить ещё рано, – снова хмыкнул мужик.

– Почему? – повернулся оперативник.

– Потому что он пока не Шишкин и не Брюллов.

– Так он художник? – сделал вид, что только что догадался, Аветик.

– Он самый, а ты иди-ка…

– Куда? – сдвинул брови Григорян.

– В дом напротив. Там в среднем подъезде на пятом этаже Евдокия Гладышева вроде собиралась сдавать квартиру.

– А номер квартиры? – с надеждой в голосе спросил Григорян.

– Номер не помню. Там спросишь. Да беги скорей! Может, ещё успеешь, – напутствовал его мужик.

– Спасибо! – искренне поблагодарил Аветик и побежал! Только не в дом напротив, а к следователю Наполеонову.