Раздались возгласы команды, все показывали руками назад. Я обернулся — нас догоняла небольшая галера. Дружные взмахи гребцов гнали судно прямо к нам. На выходе из бухты загромыхала цепь, преградив нам путь в открытое море. Кормчий спустил парус, ушкуй встал. Галера подошла к нашему борту.

— Кто здесь лекарь?

Я подошёл к борту: — Я.

Дальше разговор шёл на турецком.

— Прими.

Турок передал мне мой кожаный мешок с инструментами. Я обрадовался инструментам, а ещё больше тому, что меня не арестовывают и не ссаживают с корабля.

— А ещё этот мешочек. — Турок передал мне мешочек, судя по звону — с деньгами. — И лично от визиря. — Он протянул продолговатый свёрток в шёлковой ткани. — Великий визирь просил передать тебе благодарность за лечение дочери и пожелание счастливого пути.

Галера отвалила от борта. Стоявший на носу турок трижды взмахнул белым платком, и цепи громыхнули, освободив выход в море. На корабле подняли парус, и мы оказались на морских просторах. Меня обступили купцы и команда.

— О чём говорил турок, почему нас остановили?

— Великий визирь благодарил меня за лечение дочери и передал подарки.

— Покажи! — всем было интересно.

Я развязал кожаный мешочек. Здесь было золото, вернее — золотые дирхемы. Фёдор взял мешочек в руки, прикинул:

— Да здесь не меньше, чем на два фунта золота. Везёт же некоторым!

Команда завистливо вздохнула.

— А в свёртке что?

Я развернул свёрток. На шёлке лежала сабля в богато украшенных ножнах. Я готов был поклясться, что именно её я видел на поясе у великого визиря. Но может быть, я и ошибался.

Сабля пошла по рукам. Кто-то разглядывал ножны, кто-то — клинок. Рукоять сабли венчал крупный изумруд. Дорогая вещь! Пожалуй, по цене — не меньше, чем мешочек с золотом. Повезло мне, а ведь мог и голову потерять.

Мы с Фролом удалились под навес на носу ушкуя. Я разглядывал саблю визиря, и чем дольше я её разглядывал, тем больше она мне нравилась. Лёгкая, отлично сбалансированная, клинок из дамасской стали. Такой не затупится, не подведёт в трудную минуту.

— Повезло тебе, — сказал Фрол, — денег заработал, саблю визирь подарил ханского достоинства. Думается мне, что на Руси не у каждого князя такая есть.

— Не тужи, Фрол, — какие твои годы.

Я залез в мешок с серебряными акче, щедро зачерпнул пригоршню и высыпал перед Фролом, лежавшим на матрасе.

— Бери, пользуйся.

— Нет, ты трудом заработал — не могу.

— У тебя семья, а я гол как сокол. Мне и этих денег надолго хватит.

— Ну, коли так, да от чистого сердца предлагаешь — возьму. — Фрол пересчитал деньги: — Здесь сто пятьдесят монет. Дом себе куплю, у меня ведь не дом — развалина, что от отца осталась. Денег нету, чтобы подняться. А ты сыпанул больше, чем я за весь поход заработаю. Не знаешь случайно, сколько стоит эта турецкая акче?

— Понятия не имею. Спроси у купцов — они должны знать.

Фрол ушёл, и вскоре вернулся, лицо его было довольным.

— Купцы говорят, что по весу серебряный акче полтора серебряных рубля тянет. Неплохой каменный дом купить можно, да ещё и на живность останется. А может — я и скотину покупать не буду, торговлей займусь. У меня ведь шестеро детишек, и все есть хотят.

Фрол улёгся, шевеля губами и что-то подсчитывая. Я придремал — всё-таки предыдущую ночь не спал, и проснулся в Синопе, куда мы зашли на ночёвку. Команда, утомлённая переходом, уснула, я же вызвался добровольно нести вахту по охране. Уселся у борта, глядел в тёмное ночное небо с крупными звёздами. С берега дул тёплый ветерок. Нет, не моя это земля, здесь даже ветер приносит чужие запахи — незнакомых трав, степи, чего-то непонятного.

Утром корабль пошёл дальше, а я снова улёгся спать.

Следующая стоянка была в Трапезунде, где мы набирали свежую пресную воду в носовые бочки. Кормчий с тревогой посматривал на небо. Конечно — уже ранняя осень, начинается сезон штормов. Надо уходить с Чёрного моря — в Азовском море куда как спокойнее, а на Дону и вовсе благодать. Никаких штормов, и до морозов и ледостава ещё далеко.

Так и добирались, ночуя в портах Батуми, Поти. Даже берег был малонаселённым. В Кафу мы не заходили, переночевав и набрав воды в Тамани, а дальше — Темрюк, Азов. Встречное течение Дона тормозило наше возвращение, однако дул попутный ветер, а когда и он стихал, команда садилась на вёсла. Гребли все без исключения — даже купцы.

Вот и волок. Те же волы перетащили судно к Волге.

Чем ближе мы были к дому, тем более командой овладевало нетерпение. Прошли излучину

Камы, Казань. Переночевали у Свияжска — первого русского города-крепости, воздвигнутого по велению Ивана Грозного. Купцы уже начали строить планы — остановиться в Нижнем и торговать там заморскими товарами или идти в Москву. В Москву — дальше, но зато выгоднее. Про торговлю в Муроме никто и не заикался — слишком мало жителей осталось в древнем городе.

После долгих и горячих споров решили попробовать поторговать в Нижнем. Простояли три дня, однако цену за товар не давали, и купцы решили двигаться на Москву. По пути мы остановились на пару дней в Муроме, где купцы и команда сошли на берег. Поскольку у меня ни дома, ни семьи не было, я остался охранять судно — всё-таки весь трюм забит заморским товаром, нельзя оставлять добро без надзора.

Команда и купцы заявились повеселевшие, обменивались между собой городскими новостями.

Снова поплыли мимо берега, но после Мурома что-то у нас не заладилось. Ветра попутного не было или дул встречный, команда почти всё время сидела на вёслах. К вечеру выматывались настолько, что падали без сил, забываясь глубоким сном.

Мы с Фролом, как и все, работали на вёслах. На ночных стоянках дежурили по очереди дневальные. В одну из таких ночей всё и случилось.

Мы с Фролом спали глубоким сном после тяжёлой работы на вёслах. Судно стояло, пришвартованное правым боком к берегу, с борта на берег были сброшены сходни. На берегу горел костёр, вахтенный подбрасывал валежник. На судне стояла тишина, периодически прерываемая всхрапами и бормотанием.

Сквозь сон — всё-таки сказывалась привычка полностью не расслабляться — мне послышался вскрик с берега. Протерев глаза, я приподнялся над бортом. Вахтенный лежал у костра. Заснул, что ли? Я перевёл взгляд на сходни. Неужели мерещится? По сходням на борт поднимались тёмные силуэты. В руках у одной тени в лунном свете сверкнуло железо.

Я нырнул под полог, толкнул Фрола, выхватил из ножен саблю — подарок визиря, выскочил из- под полога и заорал во весь голос:

— Тревога, нападение!

И тут же разбойники бросились на спящих людей.

Мало кто смог оказать сопротивление. Лишь на корме, куда ещё не добрались тени, несколько человек успели схватиться за сабли и топоры. Сеча стояла отчаянная. Нас застали врасплох, и в первые же секунды нападения многие из команды были убиты.