Она проводит своими длинными ухоженными ногтями по линии моей челюсти, подчеркивая фиолетовый синяк, который медленно становится зеленоватым.

— Что, ты надеялся, что они могут избить его настолько, что он захочет отменить свадьбу?

Дон Лоренцо бросает взгляд на своих сыновей, которые все слегка вздрагивают. Сильвия бледнеет.

— Это первый раз, когда я слышу о каком-либо запугивании. — Он шипит последнее слово.

И вот в чем загвоздка. Должен признать, моя мать талантливый стратег. Она знала, что братья Маркетти не расскажут отцу о том, что они сделали со мной. А дон Лоренцо никогда бы этого не допустил, если бы узнал. Так что теперь у нас есть преимущество.

— Ну, с моей точки зрения, твоя семья только и делала, что проявляла неуважение и бросала вызов этому соглашению с тех пор, как оно было заключено, — ровным голосом говорит моя мать. — Твоя дочь вальсирует по кампусу, унижая моего сына и нашу семью, флиртуя с кем ей вздумается. Твои сыновья нападают на моего мальчика за то, что он напомнил ей о ее месте. Они угрожают убить его, если он не будет держаться подальше от женщины, с которой он помолвлен. А теперь ты хочешь притвориться, что проблема в моем сыне? На мой взгляд, все это приводит к одному и тому же выводу. Ты и твоя семья отказываетесь от своего слова.

— Это правда — Требует дон Лоренцо, обращая свой яростный взгляд на Николо. — Вы напали на Петра Велеса? — Его взгляд перемещается на близнецов, молча обвиняя их вместе с их братом.

Все трое молчат, и Лоренцо, кажется, воспринимает это как адекватное признание.

— Я разберусь с вами троими позже, — шипит он, затем его взгляд снова переключается на мою мать. — Я глубоко сожалею, Матрона, о поведении моих детей, — торжественно говорит он. — Уверяю тебя, ни одно из их действий против вашей семьи не было по моему приказу. Я потрясен тем, что они попытались подорвать наше соглашение. Которое остается в силе, если вы готовы принять мои скромные извинения.

— Спасибо, дон Лоренцо, — торжественно говорит моя мать. — Конечно, ничто не было бы для меня более приятным, чем если бы наши семьи оставили наши разногласия позади.

Лоренцо вежливо кивает.

— Уверяю тебя, мои сыновья больше пальцем не тронут Петра, — многозначительно говорит он, бросая на них взгляд.

Николо открывает рот, чтобы поспорить, но захлопывает губы, увидев предупреждение в глазах отца.

— А моя дочь Сильвия исполнит свой долг и выйдет за него замуж, как только закончит учебу. — Дон Лоренцо кладет руку на сердце, словно в глубоком раскаянии.

— Я не могу передать, что значит слышать это от тебя, — торжественно говорит моя мать.

— Теперь, когда мы прояснили ситуацию, давайте поедим, — заявляет Лоренцо, махнув рукой в сторону женщины, которая налила нам вино.

Через несколько мгновений в комнату входит еще одна большая группа официантов, каждый из которых несет тарелку с едой. На этот раз нам подают аппетитную телятину под пармезаном. Моя мать и дон Лоренцо вступают в непринужденную беседу, как и в первый раз, когда мы ужинали здесь.

Я же, с другой стороны, сохраняю относительное молчание. Выражение полного опустошения на бледном лице Сильвии заставляет мой желудок сжиматься от чувства вины. Вместо того чтобы наслаждаться вкусной едой, я засовываю в рот кусочки, механически пережевываю и целеустремленно глотаю.

Я должен чувствовать себя победителем. Мы значительно продвинулись вперед с помощью манипулятивного маневра моей матери, и внезапно мое положение в Роузхилле и Чикаго кажется гораздо менее уязвимым. Но, похоже, я не могу этим наслаждаться.

В конце вечера Маркетти провожают нас до двери. Три брата держатся позади, как и в первый раз. И Сильвия вежливо, хотя и гораздо менее восторженно, целует меня на прощание, что все еще напоминает мне о тепле ее мягкого тела, прижатого к моему.

Затем мы с матерью уходим, спускаемся по ступеням и садимся в наш роскошный внедорожник, чтобы ее водитель мог высадить меня у моих апартаментов, прежде чем отвезти ее на частный аэродром, откуда наш самолет доставит ее домой.

— Ты хорошо постарался сегодня вечером, Пётр, — хвалит меня моя мать, когда шины хрустят по гравийной дороге. — Я уверена, что Маркетти долго и упорно подумают, прежде чем снова что-то сделать, чтобы нарушить наш союз. А дон Лоренцо был по-настоящему зол на своих сыновей.

Я рассеянно киваю, глядя в окно на проносящийся мимо город.

Когтистые ногти впиваются мне в подбородок, заставляя меня посмотреть на мать.

— Это окно, которым ты должен воспользоваться, — решительно заявляет она, сверля меня глазами. — Сильвия Маркетти больше не пойдет плакаться к отцу, не после того, как ее попытки так жестоко обернулись. Так что тебе нужно ее обуздать. Поскорее. Дай ей понять, что твои требования — закон, что ты можешь использовать ее так, как хочешь. Я хочу, чтобы она была податлива для нашего следующего шага, так что сделай все, чтобы она оказалась у тебя под каблуком.

Как так получается, что каждый раз, когда я чувствую, что могу вынырнуть, чтобы глотнуть воздуха, моя мать хочет снова затолкать меня под воду? Но я знаю, что нет смысла спорить с ней. Мы уже так далеко зашли. Мне нужно довести это до конца. Я сделаю все, что потребуется, чтобы Сильвия стала моей, потому что это сохранит нашу семью. Но я съеживаюсь при мысли о том, чтобы снова заставить ее плакать.

Принцесса Маркетти кажется такой… хрупкой. Как будто ее действительно заперли в какой-то башне, вдали от уродства мира, на все эти годы. И она пробуждает во мне чувство вины, которое я думал, что давно убил.

9

СИЛЬВИЯ

Адреналин бежит по моим венам, когда мой преподаватель по искусству заканчивает свою утреннюю лекцию. Окидывая взглядом несколько рядов перед собой, я изучаю широкую спину Петра. Он даже не потрудился взглянуть на меня сегодня, когда вошел в наш единственный общий класс. Хотя я благодарна, что избавилась от его жестокого взгляда, это в то же время меня расстраивает. Потому что, судя по всему, именно мне придется протянуть оливковую ветвь после поворота событий на нашем семейном ужине. Хотя это он меня чуть не изнасиловал.

Моя щека саднит от воспоминания о пощечине, которую дал мне отец, когда Матрона и Петр покинули наш дом в эти выходные. Он дал ее, как только дверь его кабинета закрылась за мной. Я все еще слышу ледяной тон отца, его слова