— Собираешься держаться от меня подальше?

Это прозвучало едва ли не так, как если бы он с ней заигрывал.

Но Люс была совершенно не в духе. Она взмокла, сжимая пальцами виски и пытаясь вернуть себе власть над собственным телом. Она оказалась катастрофически не готова любезничать в ответ. Если он правда с ней заигрывал, конечно.

Она отступила на шаг.

— Полагаю, что так.

— Я не расслышал, — шепнул он, вскинув бровь и подходя ближе.

Люс снова попятилась. Она едва не врезалась в постамент статуи, и каменная ступня ангела уперлась ей в спину. Вторая, более мрачная и холодная тень пронеслась над ними. Девочка готова была поклясться, что Дэниел вздрогнул вместе с ней. А затем их обоих вспугнул низкий стон. Люс вскрикнула, когда верхняя часть мраморной скульптуры качнулась, словно ветка на ветру. На миг она словно зависла в воздухе.

Люс и Дэниел застыли, во все глаза уставившись на статую. Оба понимали, что она вот-вот опрокинется. Голова ангела склонилась в их сторону, словно в молитве — и он стремительно обрушился вниз. Рука Дэниела уверенно легла на талию Люс, словно он точно знал, где она находится. Вторая его ладонь накрыла ее голову и с силой пригнула в тот самый миг, когда статуя окончательно свалилась — на то место, где они только что стояли. Она приземлилась с оглушительным грохотом — головой в грязь, но ногами по-прежнему на постаменте, так что под ней остался небольшой просвет, где скорчились Дэниел с Люс.

Оба тяжело дышали, сидя на корточках нос к носу. В глазах Дэниела плескался страх. Между их спинами и статуей остался зазор всего в пару дюймов.

— Люс? — прошептал он.

Все, что ей удалось, это кивнуть в ответ. Его глаза сузились.

— Что ты видела?

Тут чья-то рука выволокла Люс из-под статуи. Повеяло свежим воздухом. Она снова увидела свет дня. Компания наказанных стояла разинув рты, только мисс Тросс сверлила ее гневным взглядом, а Кэм помог девочке подняться на ноги.

— Ты цела? — спросил он, оглядывая Люс в поисках синяков и ссадин, и стряхнул пыль с ее плеча. — Я увидел, что статуя падает, и бросился сюда, но она уже… ты, должно быть, жутко испугалась.

Люс не ответила. Слово «испугалась» слабо передавало ее состояние.

Дэниел поднялся на ноги и даже не обернулся посмотреть, в порядке ли она. Он просто зашагал прочь.

У Люс отвисла челюсть, когда она поняла, что он уходит на глазах у всех.

— Что вы натворили? — спросила мисс Тросс.

— Я не знаю. Мы стояли вон там… — Люс покосилась на учительницу, — э-э, работали. А в следующее мгновение статуя взяла и рухнула.

Альбатросс склонилась над разбитым ангелом. Его голова треснула ровно посередине. Она принялась бормотать что-то о силах природы и старом камне.

Но даже после того, как остальные вернулись к работе, Люс продолжал преследовать голос в ушах. Голос Молли, стоявшей в нескольких дюймах за ее плечом.

— Похоже, — прошептала она, — кое-кому стоит прислушаться к моим советам.

— Не смей меня больше так пугать! — упрекала ее Келли вечером в среду.

Перед самым закатом Люс втиснулась в телефонную кабинку Меча и Креста — тесный бежевый короб посреди административного корпуса. На уединение это походило слабо, но, по крайней мере, никто не мешал ей. Руки Люс все еще ныли после вчерашних трудов на кладбище, а гордость саднила из-за поспешного бегства Дэниела в следующую же секунду после того, как их вытащили из-под статуи. Но на четверть часа Люс постаралась выбросить все это из головы, чтобы впитать каждое слово, которое успеет выпалить ее лучшая подруга за отведенное им время. Слушать пронзительный голос Келли было приятно, и Люс почти не замечала, что на нее кричат.

— Мы обещали друг другу, что не пройдет и часа без того, чтобы мы поговорили, — обвиняющим тоном продолжала Келли. — Я уж думала, тебя съели заживо! Или, может, запихнули в одиночку в смирительной рубашке, связав рукава за спиной. Откуда мне знать, что ты не угодила прямиком в девятый круг…

— Ладно-ладно, мамочка, — со смехом перебила Люс. — Расслабься.

Надолго секунды ее накрыло чувство вины, что она не воспользовалась единственным телефонным звонком, чтобы связаться с матерью. Но она не сомневалась: подруга выйдет из себя, если выяснит, что Люс не ухватилась за первую же возможность поговорить с ней. И как ни странно, ее всегда утешал истеричный голос Келли. Это была одна из причин, по которым они так хорошо подходили друг другу: бьющая через край паранойя лучшей подруги оказывала на нее успокаивающее воздействие. Она могла в красках представить себе Келли в ее доверской спальне: как она расхаживает по ярко-оранжевому ковру с размазанным по лицу кремом, а с еще влажных после педикюра ногтей цвета фуксии хлопьями облетает пена.

— Не называй меня «мамочкой»! — оскорбилась Келли. — Ладно, рассказывай. Как там ребята? Все страшенные и хлещут диуретики, как в кино? А что насчет уроков? И как кормят?

В трубке на заднем плане слышался звук «Римских каникул», идущих на крошечном телевизоре Келли. Любимой сценой Люс была та, где Одри Хепберн просыпается в комнате Грегори Пека, все еще убежденная, что предыдущий вечер ей приснился. Девочка прикрыла глаза и попыталась мысленно воспроизвести эпизод.

— «…и ко мне подошел молодой мужчина…» — подражая сонному шепоту Одри, процитировала она реплику, которую, несомненно, узнает Келли. — «Он был так груб со мной. Но вообще он был просто чудо».

— Это все прекрасно, принцесса, но я-то хочу услышать о твоей жизни, — поддразнила подруга.

К несчастью, в Мече и Кресте не было ничего, что Люс рискнула бы назвать чудом. Подумав о Дэниеле в восьмидесятый раз за день, она поняла: единственную параллель между ее жизнью и «Римскими каникулами» можно провести в том, что они с Одри обе связались с агрессивно-грубым и не заинтересованным в них парнем. Люс уткнулась лбом в бежевую стену кабинки. Кто-то вырезал на ней слова «настанет и мое время». В иных обстоятельствах Люс уже выложила бы Келли все о Дэниеле.

Вот только она этого не сделала.

Все, что она могла сказать о Дэниеле, было бы выдумкой. Келли знала толк в парнях, из кожи вон лезущих, чтобы доказать, что они тебя достойны. Она бы захотела услышать, сколько раз он придержал перед Люс дверь или заметил ли, как хорошо ее французское произношение. Келли не видела ничего дурного в том, чтобы мальчики сочиняли слащавые любовные стишки, которые ее подруге никогда не удавалось принимать всерьез. Люс оказалось бы нечего сказать о Дэниеле. Келли куда охотнее выслушала бы рассказ о ком-нибудь вроде Кэма.

— Ну есть один парень, — прошептала Люс в трубку.

— Я так и знала! — взвизгнула Келли. — Имя.

Дэниел. Дэ-ни-ел. Люс откашлялась.