Теперь меня ждали в другой переговорной, из которой Берт, Маль и Антуан наблюдали за разговором. Предстояло решить, что делать дальше. И с ним, и с Линой. Но я позволила себе зайти к своему двойнику прежде, чем идти на совещание. Сегодня уже ничто не могло разбить мне сердце сильнее, чем оно было разбито. Существует предел боли, которую человек может чувствовать. Сегодня я шагнула за этот предел и собиралась этим воспользоваться. Я хотела поговорить и с Линой тоже. Лучше всего было сделать это сейчас.

Она, конечно, снова находилась в своей палате. Даже не переоделась, сидела в той же длинной свободной робе из грубой ткани. Я свою сняла сразу, как только выбралась из ритуального зала.

Когда я вошла, она лишь скосила на меня глаза, но позу не сменила, осталась сидеть на узкой койке, стоявшей у стены, обхватив руками колени. Вероятно, она оставалась под действием успокоительного, а потому так безучастна.

Я села рядом и даже смогла заставить себя улыбнуться.

– Как ты?

Лина пожала плечами.

– Как я могу быть? Все так же. Только… – она замолчала, подбирая правильные слова. – Пожалуй, менее оптимистично. Знаешь, я правда думала, что ритуал поможет. Он был так уверен, что и я поверила.

– Маркус?

Она кивнула.

– Может быть, ритуал и помог бы, но чуть раньше, – объяснила я. – Или если бы ты не была беременна вовсе.

– Пока я не забеременела, мы не думали о побеге, – призналась Лина. – И даже не знали, что я теряю себя.

Я тяжело сглотнула, глядя на нее. Мне не хотелось углубляться в эту тему, не хотелось слышать о том, как она жила, о ее отношениях с Маркусом, об их ребенке, но моя работа состояла в том, чтобы добывать информацию. Все возможные крупицы, которые помогут составить максимально объективную картину, провести анализ и сделать выводы. Поэтому я спросила:

– Твоя беременность – часть эксперимента?

Лина отрицательно покачала головой.

– Мне показалось, что Рантор удивилась, когда узнала. Но как еще все могло закончиться? Я была одна почти год. Потом появился Маркус, и нас стало двое. А ты же знаешь, как я к нему отношусь. – Она посмотрела на меня, и я впервые обратила внимание не на вертикальные зрачки, а на то, что радужка у нее такого же цвета, как и моя. И на то, сколько печали в ее взгляде. – У меня это от тебя.

– Но он не тот Маркус, которого знала я. Совсем не такой.

На ее губах появилась слабая улыбка.

– Ты ошибаешься. Он похож на него гораздо больше, чем ты думаешь. Поверь, я знаю, о чем говорю. Ведь в каком-то смысле я знала обоих. Ты просто пока не понимаешь, каково это. Что значит быть нами.

Мне пришлось еще раз сглотнуть, чтобы пропихнуть ком, вставший в горле, и проглотить собственное желание свернуть разговор и сбежать. Я коснулась руки Лины и предложила:

– Тогда расскажи мне. Ты ведь хотела поговорить.

Она не заставила просить себя дважды. Поначалу рассказ давался ей тяжело. Она путалась и с трудом подбирала слова. Мне хотелось думать, что в этом тоже виновато успокоительное, но могла быть и другая причина. Через несколько минут, заметив, что я внимательно слушаю, Лина воодушевилась и принялась говорить быстрее, эмоциональнее.

Она рассказала о том, как впервые пришла в себя в лаборатории Рантор, как долго не верила в то, кто она. Даже увидев глаза ящерицы, считала, что это какая-то ошибка. Или проклятие. Или трюк. Лишь видеозапись, на которой была я, продолжавшая жить ее жизнью, заставила ее принять правду и смириться.

– Потребовалось время, чтобы прийти в себя, – с кривой улыбкой призналась она. – Но я выстроила вокруг себя новую реальность. Ту, в которой я была не собой, а собственной копией. Нелл номер два. И в этой новой реальности я больше не хотела вернуть себе прежнюю жизнь. Я стала просто мечтать о жизни. О том, что однажды выберусь отсюда, – она обвела выразительным взглядом палату. – Смогу снова гулять по улицам, ходить по магазинам, покупать по дороге на работу кофе в кафе. Встречаться с друзьями, может быть, даже дружить с тобой. У меня… и у тебя никогда не было братьев и сестер, но мы могли бы, наверное, притвориться… Я не знаю, это была просто фантазия…

Лина смутилась, махнула рукой и на какое-то время замолчала. Я терпеливо ждала, когда она продолжит, не подталкивая скорее потому, что боялась выдать голосом собственное волнение. Сохранять невозмутимый вид проще, чем контролировать голос.

– Потом появился Маркус, – продолжила химера наконец. – Я знала, что он другой. Не тот, с кем ты работала, но и не такой, как я. Не совсем такой. Рантор говорила, что он получился лучше, что надо было сразу брать мужчину. Маркусу пришлось сложнее. У него обычные глаза и нет прототипа, которого можно было бы ему предъявить. Он долго был уверен, что настоящий, что его похитили, что его обманывают. И только способности к регенерации и тесты ДНК, к которым Рантор его допустила, убедили его. Он тоже был очень подавлен. Но я помогла ему адаптироваться, помогла принять нового себя. Он был благодарен… Потом у нас как-то все завертелось… – она виновато пожала плечами, словно увела у меня жениха. – Понимаешь, у нас ведь никого не было… Кроме друг друга. Потом выяснилось, что я беременна. И вместе с этим началось это…

– Что именно?

Лина нахмурилась и посмотрела на собственные руки так, словно видела их впервые.

– Рантор называла это «подавлением». Природа хамелеона оставалась стабильна довольно долго, но потом начала стремиться к доминированию. Я стала чаще выходить из себя. У меня и раньше случались приступы неконтролируемого гнева, мне стали проще даваться некоторые вещи… – она отвела взгляд в сторону, и я заподозрила, что бой с охранником был не единственным. – Но теперь порой я уже не могла остановиться, даже если требовалось. И вместе с тем начала хуже соображать, заваливать тесты на логику. Деградировать.

Лина снова криво усмехнулась, но лицо тут же исказилось, словно она собиралась заплакать. Ей удалось сдержаться.

– Мы с Маркусом понимали, к чему идет дело. Оставалось загадкой лишь одно: сохранит ли Рантор мне жизнь до родов, чтобы исследовать потом и ребенка тоже, или утилизирует нас обоих. Маркуса Рантор обучала магии, чтобы понять, способен ли он к этому. И он начал искать способ помочь мне. А заодно планировал побег. Он сбежал первым, потом натравил Корпус на Рантор. Убил ее, чтобы она не продолжила свои бесчеловечные эксперименты, и после этого я должна была сбежать вместе с ним. Но я подвела его. Сказала, что не хочу всю жизнь бегать. И осталась ждать вас. Ждать тебя.

Лина снова посмотрела на меня, и на этот раз в ее взгляде появилась тревога.

– И вот теперь мы с ним снова пленники, только теперь уже в другой лаборатории. Что с ним будет? И что вы будете делать со мной?

Я постаралась улыбнуться ей. Внутри ворочалось что-то большое, холодное и колючее, раздирающее внутренности. Хотелось закричать, напиться до потери пульса, уснуть и, проснувшись, узнать, что все это было жутко реалистичным кошмаром. Но я не могла себе этого позволить. Я решила, что сделаю все перечисленное, когда вернусь домой и останусь одна, а пока меня ждали в переговорной на совещании, где предстояло отчитаться о своих интервью. Сделать выводы и дать рекомендации.