Я хотела бы просто возненавидеть Лину. Убедить себя, что ее существование противоестественно, что она угроза, монстр. И потом поступить так, как принято поступать с потенциальными угрозами: избавиться. Но я не могла. Против этого восставали и логика, и этика. И даже мои чувства. Любовь к Маркусу, которую я так и не смогла похоронить, требовала спасти жизнь его копии, найти в химере то, что осталось от человека, и сохранить это.

Мозг против воли искал наиболее правильный вариант развития событий и заставлял стремиться к нему. Пусть даже он делал меня абсолютно несчастной, предполагая, что Лина и Маркус должны быть максимально «очеловечены», обрести свободу и остаться вместе, растить общего ребенка. А я – смотреть на них со стороны до конца дней, зная, что вот так могло сложиться у меня с настоящим Маркусом. Если бы он остался жив. Говорят, что знать наверняка, как все случилось бы, – это самое страшное проклятие. Пожалуй, я согласна.

Маркус, в отличие от Лины, сотрудничать не пытался и облегчить нам задачу не стремился. После того, как его поместили в такую же палату временного содержания, как и Лину, он практически перестал с нами общаться. Безропотно позволял брать любые анализы, но все, что требовало активного участия с его стороны, заканчивалось, не начавшись. Маркус больше не включался в интервью, мог разве что огрызнуться. С ним пытались беседовать и Берт, и Антуан, но их попытки провалились точно так же, как и мои. Пока мы не знали, как пробить эту стену. Но у него хотя бы не случалось приступов неконтролируемой агрессии, он вел себя абсолютно спокойно. Даже слишком спокойно, что настораживало.

Через неделю исследований, под конец рабочего дня, Антуан пригласил меня к себе в кабинет. Я удивилась тому, что он решил поговорить со мной лично. Обычно мы общались или на общих совещаниях, или в присутствии Берта.

Основное освещение в кабинете не работало, темноту разгонял лишь свет настольной лампы и приглушенной подсветки на стенах. Сам Антуан выглядел уставшим и как будто заметно состарившимся. Обычно, несмотря на возраст, он умудрялся держать спину прямо, а сегодня заметно сутулился.

В его кабинете помимо рабочего стола имелся небольшой круглый стол для совещаний, за которым могло спокойно уместиться шесть-семь человек. За ним директор меня и ждал, хотя вполне мог усадить в кресло посетителя. Видимо, сегодня он не хотел от меня отгораживаться, поэтому указал на соседний стул. Перед ним стояли два невысоких стакана с широким дном и початая бутылка виски. Судя по тому, что Антуан даже не спросил меня, хочу ли я выпить, разговор предполагался не из легких.

– Маль вынесла окончательное заключение, – сообщил директор, когда я взяла стакан и аккуратно понюхала содержимое. – Считает, что трансплантация костного мозга – лучший шанс для Лины. Фрай составил стабилизирующее заклятие, оно тоже сыграет свою роль. Но чтобы обойтись без ритуала, который нашел Маркус, ты должна стать для Лины донором.

Он замолчал, поднес к губам стакан и сделал большой глоток. Продолжать Антуан не торопился, покатал напиток во рту, прежде чем проглотить, но и тогда не заговорил снова, хотя я и ждала. Ждала, потому что ничего страшного пока не услышала, а он даже не смотрел на меня, как будто испытывал неловкость.

– Беременность придется прервать, – наконец добавил директор.

В груди что-то екнуло. И мне это не понравилось. Я не собиралась пить, но после его слов тоже сделала торопливый глоток, чуть не задохнувшись от резкого вкуса.

– Неужели нет варианта сохранить ребенка? – чуть осипшим голосом уточнила я, когда сумела проглотить жгучую жидкость.

– Мы не можем ждать, пока она выносит его и родит. Срок слишком мал, за это время в ней может не остаться ничего человеческого.

– Рискнуть и сделать операцию, не прерывая беременность? – предположила я. – Неужели маги не могут как-то временно обезопасить плод от вредного воздействия лекарств? Не всегда ведь требуется прерывание. Уверена, что Лина предпочтет рискнуть…

– Лину никто не будет спрашивать, – неожиданно жестко перебил Антуан. И наконец посмотрел на меня. Его взгляд сразу сказал многое. – Это распоряжение сверху, Нелл. Нам разрешили сохранить жизнь Лине, раз она разумна. Возможно, нам даже разрешат сохранить Маркуса, если сумеем доказать, что он не опасен. И если он действительно неопасен. Но чем будет их ребенок – никто не знает. Опять же, срок слишком мал, чтобы делать выводы. А рисковать сейчас, чтобы через полгода получить монстра, которого все равно придется ликвидировать, никто нам не позволит. Да и нужно ли это? Будет только тяжелее. Лучше сейчас сказать ей, что нет другого варианта. Через полгода она уже оправится.

Внутри все горело, но я сделала еще один большой глоток, на этот раз громко закашлявшись. Но я ведь уже неделю мечтала напиться. Не стоило упускать шанс. Тем более я быстро сложила «два» и «два», получив «четыре».

– Вы хотите, чтобы ей об этом сказала я? Чтобы я ее убедила?

Антуан кивнул.

– Она доверяет только тебе. Если новость будет исходить от тебя, у нас есть шанс, что все пройдет гладко.

– Даже если она послушается, она мне этого не простит, – заметила я, глядя на коричневую жидкость в стакане. – Я обещала, что мы поможем ей. Она отказалась бежать с Маркусом и остановила его ритуал, думая, что я смогу защитить и ее, и ребенка.

– Но мы не можем!

Антуан сумел поймать мой взгляд и зафиксировать на себе.

– Понимаешь? Иногда ситуация складывается так, что невозможно спасти и мать, и ребенка. В таком случае приоритет принадлежит жизни матери. Это закон, между прочим.

– А по какому закону еще не родившегося ребенка лишают шанса на жизнь только потому, что боятся того, кем он окажется?

Наверное, после недели напряженной работы, недосыпа, нервов и эпизодического питания крепкий алкоголь слишком быстро ударил мне в голову, иначе я бы не осмелилась задать подобный вопрос. По крайней мере, не в такой формулировке и не в таком тоне.

На мое счастье, Антуан не разозлился. Только печально улыбнулся и пополнил свой почти опустевший стакан.

– Знаешь, Нелл, я ведь родился еще до образования Дарконской Федерации. И в Корпусе работаю чуть ли не с самого его основания. Я видел, как все менялось. Я помню, как маги относились к нам, людям, раньше. Они не жалели нас, считали существами второго сорта.

Я нахмурилась, не понимая, к чему он клонит. По губам директора скользнула печальная улыбка.

– Там, где я родился, заправлял клан магов. Они заставляли людей работать на себя, держали на положении рабов. Не потому, что это было так уж необходимо, а потому что могли. Некому было нас защитить, пока не начала образовываться Федерация, пока люди не начали объединяться против них. Жаль, мои родители не дожили до этого времени, – тихо и печально добавил он. – Но они были отомщены.

Антуан замолчал, вероятно, погрузившись в воспоминания. Потом сделал еще один большой глоток и снова посмотрел на меня.