– Тогда собирайтесь, я зайду за вами через полчаса.

– Куда собираться? – Похоже, не получится отсидеться в безопасности скругленных стен.

– Я отвезу вас в клинику на обследование.

– Уже?

– А зачем откладывать в долгий ящик решение насущных задач? – Он сказал задач, а не проблем. Какой добрый человек… – Вчера вечером по приглашению Агаты в город прилетело несколько очень хороших специалистов. Вы пройдете кое-какие исследования, будет консилиум. Ника? Ника, вы меня слышите?

Она слышала. Это со зрением у нее беда, а со слухом полный порядок. Вот только дар речи она вдруг утратила из-за робкой новорожденной надежды. А еще из-за подкатившего к горлу колючего кома.

– Собирайтесь, Ника. Я зайду за вами через полчаса. Ариадна, включи хронометраж.

– Включила, – отозвалась Ариадна вместо онемевшей Ники.

Артем Игнатьевич постучал в ее комнату ровно через полчаса. Эти полчаса ушли у Ники на принятие сложного решения: оставаться в своем или переодеться в то, что принесла ей Тереза. Победила Тереза. А еще обоняние и осязание. Новые вещи вкусно пахли и были приятными на ощупь. Совсем не такими, как мамино розовое платье. Про специальные ярлычки с информацией Ника вспомнила в последнюю очередь, а когда вспомнила, не сумела удержаться.

Ариадна не утаила ничего, даже цены. Цены оказались фантастическими. Впрочем, как и названия брендов… Ника выбрала легчайшее платье, если верить Ариадне, шелковое и чудовищно дорогое.

– Оно красивое, Ариадна? – спросила, не надеясь на ответ.

– Платье из летней коллекции модного дома «Версаче», – тут же отрапортовала Ариадна. В ее электронном голосе Нике почудилось одобрение.

– Значит, красивое, – сказала она, уже ни к кому не обращаясь, и принялась переодеваться. Успела как раз к приходу Артема Игнатьевича.

– Прекрасно выглядите, Ника. – И в его голосе тоже было одобрение. – Решили последовать моему совету?

– Решила. Спасибо. Какого оно цвета?

– Платье? Цвета морской волны. – Он немного помолчал, а потом добавил: – С переливами. Я не большой знаток таких вещей, но уверяю вас, никакого розового.

– Это главное. – Ника пыталась храбриться и даже шутить. А что ей еще оставалось перед обследованием и консилиумом? Не станешь же рассказывать этому чужому, пусть и доброму человеку, как сильно она боится услышать окончательный диагноз, как страшно потерять те крохи надежды, что у нее еще остались.

Глупая. Тогда она еще не знала, что не услышит ни диагноза, ни приговора. Ее обследовали долго, больше шести часов. Анализы крови, МРТ головного мозга, осмотр сначала окулистов, потом неврологов и нейрохирургов, даже беседа с психиатром. Это, кстати, объяснимо, после вчерашнего Никиного купания в море Артем Игнатьевич решил перестраховаться. Вот только психиатр задавал какие-то странные вопросы, никак не похожие на те, что слышала Ника раньше.

Все, абсолютно все, были с ней добры, предельно вежливы и деликатны, но никто даже словом не обмолвился о том, какие же все-таки у нее шансы. А спросить прямо Ника побоялась. Или просто понимала, что ей все равно ничего не ответят? Врачебный консилиум посовещается, напишет заключение по состоянию ее здоровья, но передаст это заключение не Нике, а Агате, ее потенциальной бабушке.

Самая скептическая, самая рациональная Никина часть понимала, что так оно и должно быть, что это правильно. Одно дело – тратиться на лечение родной кровиночки, и совсем другое – заниматься проблемами никчемного приблудыша. И пока непонятно, кровиночка она или приблудыш, диагноз и перспективы озвучивать не стоит. А та часть, которая вечно боялась и вечно паниковала, в голос кричала, что все плохо, и врачи молчат, потому, что не хотят ее пугать. Умерла так умерла…

– Все? – спросила Ника у Артема Игнатьевича, когда он помог ей усесться на заднем сиденье автомобиля.

В это «все» она вложила и свое отчаяние, и свою надежду, а он понял это «все» буквально.

– Да, мы с вами закончили, Ника. Теперь можно ехать домой.

Если не сказали врачи, не скажет и он. Можно даже не пытаться. Сейчас главное, чтобы не стал утешать и говорить, что все будет хорошо. Потому что хорошо никогда больше не будет.

Он не стал. Всю дорогу они ехали в полной тишине. А на выходе из машины их поджидала, точно в засаде сидела, Тереза Арнольдовна. Она тоже ничего не стала спрашивать, сразу сообщила скучным механическим голосом, что через три часа состоится ужин, наряд для Ники уже подготовлен, надо лишь что-то сделать с волосами. Она распорядится, чтобы прислали стилиста. Дожидаться ответа или возражений Тереза Арнольдовна не стала, оставила Нику на попечение Артема Игнатьевича, который быстро и сухо распрощался с подопечной на пороге ее комнаты.

– Увидимся на ужине, – сказал он на прощанье.

– Увидимся, – усмехнулась Ника и закрыла дверь, чтобы он не заметил, как меняется, как плывет от страха и отчаяния ее лицо…

Ни в обед, ни вечером Иван на остров так и не выбрался – завис в Интернете. Сначала просто решил поискать какую-нибудь информацию о событиях пятидесятилетней давности, а потом и сам не заметил, как втянулся.

Инфы в сети было немного. Наверное, по причине отсутствия в те годы Интернета. Но кое-что узнать все-таки удалось. У Агаты и в самом деле была сестра, вот только она не пропала без вести в ночь большого отлива, а утонула. Несчастный случай. По крайней мере, так тогда решили. И никаких разбирательств, как понял Иван, никто не устраивал. А у Агаты с той самой ночи началась совсем другая жизнь. Почти сразу же после похорон сестры она улетела в Москву, если верить официальной версии, чтобы поступить в институт. Но по неофициальной и непроверенной информации, первые пять лет столичной жизни Агата не училась, а работала манекенщицей в московском Доме моделей. Впрочем, ничего удивительного, если даже теперь, на пороге семидесятилетия, она была красива, то в юные годы ее красота ошеломляла. Иван нашел в сети фотографии с молодой Агатой. Одного взгляда на них хватило, чтобы понять: ни Ксю, ни Юна, ни малышка Фина не обладают даже сотой частью бабкиной красоты и харизмы.

А спустя десять лет столичной жизни Агата вернулась на родину, но не одна, а с сыном Димитрисом. Об отце мальчика Иван информации так и не нашел, впрочем, как и о самом мальчике. Очевидно, что за вчерашним ужином старший сын Агаты не присутствовал. Паршивая овца в благородном семействе? Человек, о котором даже нет упоминаний в семейных хрониках? Впрочем, справедливости ради, и об остальных членах семьи Адамиди информация была очень скудной. Похоже, всесильная Агата тщательно оберегала приватную жизнь своих близких.

Зато про убийства и несчастные случаи на острове инфы в Инете было завались. Здесь Юна почти ничего не придумала. Для кладоискателей и авантюристов всех мастей остров уже больше века являлся настоящей Меккой. А для многих из них и могилой. Их тела находили на берегу иногда с признаками насильственной смерти, но чаще – без. Неизменным оставалось лишь одно – лица. Почти все очевидцы в один голос утверждали, что на лицах несчастных застыло выражение неподдельного ужаса, словно бы перед смертью они увидели нечто очень страшное. Дальше мнения интернет-пользователей расходились. Страшные убийства приписывали и обитающему поблизости маньяку, и пиратам, и инопланетянам, и морскому чудовищу, обосновавшемуся где-то в подземном лабиринте. Вот только ни одно из этих предположений не выдерживало ни малейшей критики. К концу своих изысканий Иван пришел к выводу, что на самом деле смертей на острове было не так и много, а все остальное – это лишь ловкая мистификация, попытка не подпустить к вилле «Медуза» и острову чужаков. Оставался вопрос, кому и зачем все это нужно, и Иван надеялся найти на него ответ. Должен же он как-то развлекаться в этой глуши.