– Зануда. Удивительно, что ты такое можешь слушать.

– Вот. Моя мама сказала мне то же самое, когда услышала эту песню в моем плейлисте. Я после этого на три летних месяца была лишена телевизора и вообще всех средств связи с внешним миром и была отправлена в какой-то… очень страшное заведение для исправления.

– Из-за одной песни?!

– Не совсем. Там еще были несколько, ну скажем, не для благородных леди, – снова вливает в себя «шампунь». – Про шалаву…лаву…лаву…лаву. Очень грустная песня, – тяжело вздыхает. – Жалко почему-то было эту…шалаву*. И слушать ее часто хотелось. Сама не знаю почему, – твою мать, и смех, и грех. – Но думаю наказание было столь суровым все же из-за другого трека.

– Ну-ка удиви меня, Елена Петровна.

– Может, ты не знаешь такую песню.

– В песне за которую тебя наказали, сто пудов есть мат. А все матерные песни – мои любимые. Жги.

– Класс, детка, класс[2], – быстро проговаривает Лена, упустив взгляд на стол. Вот умора.

– Дай почувствовать экстаз. А что там за мат был, из памяти вылетело? Точно. Блядь! И не единожды, – удивительные метаморфозы на лице Лены. Ее как будто свеклой обмазали.

– Не кричи, – прикладывает ладони к щекам.

– И не матерись. Это ж надо такие песни слушать, Елена Петровна. Ай-ай-ай.

– Да, примерно так мама и сказала. Сама не понимаю, почему они мне нравились, – пожимает плечами. – Странно как-то.

М-да, в этот момент мне становится отчетливо жалко сидящую передо мной дотошную зануду. Это не женщина пожар, это девчонка с потушенным фитильком. Шутки шутками, но отдавать куда-то там дочь за прослушивание «неугодных» песен – полный финиш.

– Лен? – молча поднимает на меня взгляд. Хочу спросить ее о чем-нибудь очень личном, для ее воспитания, возможно, пошлом, но понимаю, что не напоил ее до такой степени. – Пошли все же потанцуем.

На удивление Лена соглашается и встает из-за стола, а дальше полный треш. Как будто передо мной бабка с болезнью Паркинсона.

–  У меня для тебя плохая новость. У Люськи все же бешенство и она тебя по ходу заразила.

– В смысле?!

– В прямом. Чего ты двигаешься как парализованная?

– Я не умею танцевать. Говорила же.

– Я тоже и что?

– Я умею танцевать танго, но не такие танцы.

– Мы будем выглядеть дебилами если под такую песню станцуем танго, но, если ты хочешь….

– Не хочу, – кажется еще немного, и она отсюда сбежит.

На мое счастье, началась другая песня. Не медляк, но и не песня-зажигалка, что-то среднее и совершенно мне незнакомое, чем я и воспользовался. Развернул Лену спиной и притянул к себе. Одна рука аккурат под грудью, вторая разлеглась на ее шее. Жмусь к ней так, словно готов вот прям тут и трахнуть. Сам не понимаю, что творю. Это перебор для такой как она, особенно, учитывая, что Лена в общем-то не пьяна. Хорошо, если не вхерачит каблуком мне в ногу и не отобьет пах.

– Ты позвал меня сюда, чтобы напоить и нагнуть в туалете клуба? – неожиданно произносит Лена, отцепляя мои руки. Поворачивается ко мне лицом.

– Нет. По крайней мере, точно не в сортире, – на удивление в ответ она просто усмехается. А затем резко приподнимается и шепчет мне в ухо.

– Меня не интересует секс.

Какая-то секунда и Лена возвращается к столику. Секс ее не интересует, ну-ну. Не мешкая иду за ней. Выпиваю залпом виски, Петровна вместе со мной синхронно вливает в себя остатки шампанского из бокала.

– А что интересует? Что ты вообще забыла в санатории?

– Меня интересуют дети. Я хочу родить дочку, – приехали. Вот только этого мне еще не хватало. – Мужчина для этого мне не нужен. В смысле по жизни, – все еще хуже, чем можно было представить. – Я обратилась к экстрасенсу для того, чтобы узнать, что и как мне делать. А она сказала, что мне необходимо поехать в этот санаторий, непременно на поезде. Не знаю почему именно на нем.  В общем, здесь меня ждет моя судьба с именем на букву «В». У которого будет животное и черные точки на теле. Я не хотела это делать, но она казалась очень убедительной. Была в курсе таких вещей, которые никто не может знать. И…

– Вот я встречаюсь тебе в поезде. Суженый ряженый татуированный зек-сантехник. И поэтому ты облегченно выдохнула, когда узнала, что в реале меня зовут не Вова, – однако, как-то обидно.

– Точно. Извини, но татуировки… да и много чего – не предел моих мечтаний. Не обижайся.

– Что за неуемное бабское желание непременно родить ребенка? Давление общества? А-а-а, нет, родителей? Маман наседает?

– Я уже давно не завишу от родителей. И делаю то, что хочу, – типа в подтверждении своих слов Лена наливает в мой бокал виски и залпом отхлебывает напиток. Стоит ли ей говорить, что смешивать шампанское и вискарь не лучшая идея? – То, что хочу, – вновь повторяет, скривив лицо.

– Оно и видно. Тебе явно вдалбливали в башку всю эту хрень собачью с пеленок. Отсюда ты такая ворчливая, дотошная и затюканная правилами. Мужа поди тоже выбрала маманя.

– Папа.

– О, там еще и папа шалун. Комбо епта. А чего ребеночка не указали родить?

– Потому что….фуууу, – тянет протяжно мне в лицо. О, пошел градус.

– Фу? – вновь подливаю «шампунь». Ой, ну я и сволочь.

– Конечно, фу. Тебе бы понравилось спать с сорокалетним неприятным тебе мужиком? Ну в смысле с женщиной.

– Мне, как бы, и есть без нескольких дней сорок. Мне норм спать с такой сорокалетней.

– Ну а мне было восемнадцать и мне не понравилось. Тебе бы тоже не понравилось. Как ты говоришь – сто пудов. А мама с папой бы точно указали мне родить. Чуть позже, но заставили бы. А если не они, так муж. У нас так принято. Богатые семьи роднятся с богатыми и…, – замолкает. – В общем, никого не интересует мнение другого. Но я – молодец, – горделиво улыбаясь, произносит Лена. – Я не только подсовывала снотворное своему мужу, но и вовремя прочитала одну книгу. И поняла, что больше не буду плясать ни под чью дудку. И все.

– Что все?

– На шестьсот шестьдесят шестой день собрала вещи, сдала кольцо и пару бриллиантов в ломбард и началась моя светлая полоса, где я делаю то, что хочу. Ну, почти то, что хочу. И завишу только от самой себя. Я все сделала сама! Я, – тычет себе в грудь пальцем. – Все сама. Сама. Блин, очень много тавтологии. Но я все сама. Без родителей. Сама оплатила ипотеку. Сама купила шубку. Эх, упокой ее душу. Но я снова накоплю, – тяжело вздыхает. Если сначала мне хотелось типично по-бабски надуться за то, что я херовый в ее глазах кандидат на суженого-ряженого, то теперь мне еще больше жаль Лену. Очень жаль, учитывая, что у меня тоже есть дочь. Которая, к счастью, в свои восемнадцать вышла замуж не за неприятного «старика».