лицам в Форин-офисе рассмотреть вопрос об отзыве Даррелла из Белграда и тем самым предотвратить его дальнейшее неконтролируемое нанесение ущерба Короне.

Чарльз Бринсли

Посол Соединенного Королевства в Югославии

Парацельс: мысли это дела

Дорогая мама!

Не знаю, с чего начать. Сообщить тебе сначала хорошие новости или плохие? Раз у меня нет возможности услышать твой выбор, начну с хороших.

Я беременна. Да, да! Все произошло непосредственно после той ночи, когда мы с Ларри дискутировали о его увлеченности каббалой. Как своего рода оправдание на мое требование ответить, почему он постоянно выдумывает новые причины для отсутствия дома, он сказал мне: «Знаешь, я никогда не рассказываю какую-то историю два раза одинаково. Значит ли это, что я лгу?» На это я действительно не знала, что ответить. Но с того момента он изменил свое отношение ко мне и снова стал тем дивным мужчиной, в которого я влюбилась. Все закончилось излиянием нежности и тем фактом, что следующей ночью я забеременела.

Однако мое счастье длилось совсем недолго. Через несколько дней Ларри снова начал надолго уходить из дома и опять стал нервным, время от времени даже мрачным. Это длилось долго, пока однажды посол на своей машине не привез его под утро домой совершенно избитого и в разорванной одежде. Бринсли сказал, что Лоренс был арестован и он лично вытащил его из кандалов здешней тайной полиции! На мои вопросы, как и почему все это произошло, посол отказывался что-либо мне объяснять. Ларри тоже не сказал ни слова, он просто рухнул на кровать.

На следующий день он выглядел как тяжелобольной. Черные мешки под глазами, небритый, безвольный. В течение дня со мной он обменивался только несколькими необходимыми словами. На мои требования объяснить, в чем дело, молчал. На ночные задания больше не уходил, и даже не был на работе в посольстве. Целый божий день проводил дома, читая какие-то невероятно старые книжки или просто глядя в окно. Я пыталась уговорить его пойти в оперу или хотя бы в кино, но он от всего отказывался. Когда я наконец сообщила, что ношу его дитя, он на меня только глянул и равнодушно кивнул головой! Я была потрясена.

На следующий день я пересмотрела все книги, которые он читал с утра и до темноты. Теперь все они были о Парацельсе, каком-то алхимике, лекаре и астрологе, который занимался оккультизмом. Этот, ты только представь себе, был обуян идеей сделать в стеклянной посуде нечто, что он называл словом «гомункулус» и который представлял собой «собственного человечка»! Ларри даже выделил наставление, которое этот маньяк сформулировал: «Пусть семя мужчины гниет само собой в закрытой стеклянной посуде вместе с тухлым лошадиным пометом сорок дней, пока не начнет жить, двигаться и копошиться, что легко заметить. Но если потом ежедневно, втайне и осторожно, с благоразумием питать его человеческой кровью, то произойдет настоящий живой ребенок, имеющий все члены, как дитя, родившееся от женщины, но только весьма маленького роста!!!»

Мама, можешь ли ты это понять? Высокообразованный человек, дипломат, которому жена как раз сообщила, что ждет от него ребенка, увлекается какими-то идиотскими глупостями, ахинеей, которая объясняет, как из спермы и лошадиного навоза делать маленьких людей!

Я должна была что-то предпринять. И пошла в посольство потребовать от Бринсли рассказать мне, чем же занимается мой супруг. Я сказала, что больше не могу смотреть, как Лоренс погибает, и что он должен объяснить мне, какие задания он выполняет с совершенно явным риском для жизни. Посол меня выслушал, немного подумал, а потом сказал: «Ваш муж, госпожа Даррелл, разведчик. Это причина его приезда в Югославию».

Я была ошеломлена. Хотя я и подозревала, что Ларри занимается какими-то тайными и весьма мутными делами, мне и в голову не приходило, что он самый обычный шпион! И что он может так долго от меня это скрывать. А потом посол добавил еще одну фразу, которая погрузила меня в новую дилемму: «Но не шпионская деятельность подвергает его жизнь опасности». Я хотела сразу выяснить, о чем речь, но он был более чем скуп на слова: «Вы бы как его жена могли дать самый лучший ответ на этот вопрос».

Домой я вернулась в совершенно запутанных чувствах. Что хотел сказать Бринсли? Может быть, он намекает на какую-то другую женщину? Или же речь идет о чем-то совершенно третьем? Если он думает, что это я знаю лучше всех, то совершенно ясно – речь идет о вещах личного характера. Ларри и дальше читал Парацельса, а потом что-то записывал в книжечку, содержание которой я не должна была видеть. Но все же я воспользовалась моментом, заглянула в нее и прочитала надпись на обложке – «Жюстин, детали для разработки». Быстро ее перелистала. Там было много коротких, непонятных мыслей, но над одной я все же глубоко задумалась. «Только три вещи можно делать с женщиной. Можно ее любить, страдать из-за нее или переместить ее в литературу», написал он. Что это значит? Что это за Жюстин – персонаж из какой-то его будущей книги или реальная личность?

Дорогая мама,

На этот раз я прошу у тебя помощи. Я бы очень хотела приехать в Англию, но я боюсь за Лоренса, который, несомненно, находится в весьма тяжелом состоянии. Не можешь ли ты приехать к нам и помочь в первые дни привыкания к новорожденной, которая скоро появится на свет? Знаю, тебе нелегко оставить папу, но ты мне действительно сейчас более чем нужна.

Люблю тебя, твоя Эва

* * *

Воскресенье или понедельник (точно не знаю)

9 или 10 октября

Мне удалось найти потайное место, чтобы прятать мой дневник. Оно находится в лагерном бараке, в клозете, где сидят на корточках, в самом отвратительном месте, какое может придумать человеческая фантазия. Сюда заходишь только по острой нужде. Драгица Василевич, белградчанка, которая в лагере уже давно, сказала мне что дежурные милиционерши и старшие по комнате в эту вонищу не заходят даже при обыске. Именно поэтому здесь идеальное место для хранения моей тетрадки. Запираюсь в клозете, пишу, потом заматываю дневник в тряпку и засовываю в пустую щель в полу. Потом от меня целый день воняет, но зато я уверена, что мой дневник никто не найдет.

Помню, что Лоренс как-то ночью, после моего признания, что я начинаю забывать черты лица собственного мужа и что мне это кажется ужасным, сказал: «Человек должен попробовать все для того, чтобы освежить воспоминание. В нем так много места, чтобы спрятаться». Я не смею забыть Бору. Ему наверняка еще страшнее,