том месте сгинул целый отряд генерала Кротова. Вроде они с богатой добычей из третьего замка шли, и вот чуть-чуть до спасительной границы не смогли добраться. Люди-то сгинули вместе с генералом, а те ценности, что они несли — нет. Вот и пытаются идиоты эти драгоценности найти.

— Там что какая-то аномалия, отвечающая за погоду? — спросил я сонно.

— Да, похоже на то, — Диана встала и принялась собирать посуду. — Во всяком случае, погода постоянно меняется, когда кто-то в то болото суёт свой слишком длинный нос. Вам бы сейчас съездить по пациентам, Денис Викторович. А то грозы здесь страшные могут быть.

— Да, вы правы, — я поднялся, с трудом подавив желание потянуться. — Сумка есть собранная?

— Конечно, — и она, составив чашки в мойку, пошла в комнату, в которой вела приём болезных, и вынесла оттуда медицинскую сумку. В неё было собрано всё для оказания неотложной помощи. — Пойдёмте, Денис Викторович, я вам покажу, где кто живёт. У нас здесь всё просто, не заблудитесь.

Митька Савин жил в конце длинной улицы, на которой и стоял медпункт. Эта улица пересекала всю Петровку от края до края, и являлась единственной улицей. От неё в разные стороны отходили восемь переулков, и, собственно на этом Петровка заканчивалась.

Итак, Митька жил в самом конце. Его дом практически примыкал к границе Мёртвой пустоши. Очень сомнительное соседство, надо сказать, но тут уж ничего не поделать. Девочка, вызывающая беспокойство у Дианы, проживала во втором доме в первом переулке, если ехать обратно к медпункту от Митьки. А дом Гальки Акимовой располагался в третьем переулке под номером четыре.

— Зачем вам Галькин дом? — спросила Диана.

— У меня есть от него ключ. Если не успею до грозы вернуться, то там переночую. Это не слишком кошмарно? — спросил я, показывая ей ключ.

— Нет, — она покачала головой. — Галя хоть и гуляла, как будто последний день проживала, но в доме у неё всегда порядок был. В дом никто не лез. Мужичков местных Акимова в кулаке держала. Но на огонёк может кто-нибудь прибежать. Подумают, что Галька вернулась.

— А вот это просто отлично, — пробормотал я себе под нос. Мне нужно несколько сделок заключить. Просто кровь из носа. Даже если я от этого почти сдохну. Потому что я не хочу чувствовать себя человеком!

— Что вы говорите, Денис Викторович? — Диана наклонилась ко мне, пытаясь расслышать моё бормотание.

— Я говорю, что смогу отбиться от Галькиных собутыльников, не беспокойтесь, — и я, широко улыбнувшись, положил сумку на заднее сиденье и прыгнул за руль.

Небо стремительно темнело, и хотелось успеть осмотреть пациентов до дождя. А потом расположиться в Галькином доме и ждать потенциальных клиентов. Даже с аурой можно будет своей демонической поиграть. Всплеска никто посторонний из-за близости Мёртвой пустоши всё равно не заметит, а так приманю к себе неудачников, как мотыльков на свет. Всегда срабатывало, и в этот раз я уверен, что точно сработает.

До Митькиного дома я доехал, когда на улице совсем потемнело. Но молнии ещё не сверкали, а гром не гремел, и это вселяло определённый весьма осторожный оптимизм, что я всё успею сделать.

Калитка висела на одной петле, и уже на подходе меня чуть с ног не сшиб стойкий отвратительный запах сивухи, подгнивших продуктов, немытого тела, и чёрт знает, чего ещё. Дверь была чем-то выпачкана. Стучаться руками мне не хотелось, и я стукнул ногой. Но даже небольшого толчка хватило, чтобы дверь начала со страшным скрипом открываться.

Комната была захламлена, и настолько грязная, что я только прижал покрепче к себе сумку. Не буду её никуда ставить. А ещё я ощутил, как во мне поднимает голову неведомая ранее брезгливость.

— Есть кто дома? — громко спросил я, и тут же выругался, обо что-то споткнувшись.

— Сюда иди, — просипел мужской голос. Говорил мужик невнятно, но голос был, как ни странно, трезвый.

Я прошёл по тёмному коридору и вошёл в комнату. Она была освещена тусклой лампочкой. На кровати сидел мужик неопределённого возраста. Сама кровать была… Я поморщился. Судя по всему, простынь не стирали никогда. Она была не просто грязная, а чёрная. Такого я никогда не видел. Как же можно было себя опустить до подобного состояния, в голове до конца не укладывалось. Возле кровати стояли две табуретки. На одной стоял стакан с мутной жидкостью, и открытая банка какой-то тошнотворной консервы. На второй табуретке стоял телефон.

— Ух ты, откуда такая роскошь? — не смог скрыть я удивления.

— Доча купила и оплачивает, — просипел мужик. — А ты кто такой?

— Врач я. Давай, показывай свой больной рот и думать будем, что дальше делать. — Сказал я, решительно подходя к нему, не выпуская из рук сумку.

Кое-как вытащил фонарик и нагнулся, чтобы посмотреть в открытый рот. Опухоль была на языке. Изъязвлений вроде не было видно, и то хорошо. Но сама её форма и расположение меня насторожило. Вздохнув, я вытащил из кармана перчатки, которые заботливо мне всучила Диана, с трудом надел их, пристраивая в этот момент сумку на колено, и прощупал лимфоузлы. С одной стороны они были увеличены и словно спаяны между собой, создавая, судя по ощущениям, плотный конгломерат. Мужик даже не дёрнулся, значит, боли особой он не почувствовал. А вот это очень и очень плохо.

— Похудел? — коротко спросил я, снимая перчатки и делая шаг назад, внимательно оглядывая его с ног до головы.

— А чего б не похудеть. Болит рот, зараза, — просипел Митька, когда я разогнулся и выключил фонарик. — Уже даже пить не могу, не то что жрать. А Нинка, падла, ушла к Светке. Говорит, что скучно со мной стало.

— И падла-Нинка, это… — я посмотрел на телефон, а потом перевёл взгляд на мужика.

— Жена моя. — Ответил он и сплюнул прямо на пол.

— Замечательно, — я прищурился. Может с ним сделку заключить? Ну а что, он продолжит своё любимое дело, уже без опухоли и с весёлым настроением, а у меня первый клиент появится в Петровке. — Слушай, Митька, — я понизил голос, расслышав в нём вкрадчивые нотки, — а ты веришь в…

Меня прервал телефонный звонок. Чуть слышно выругавшись, я отошёл на шаг назад, сворачивая начавшую проявляться демоническую ауру, а Митька взял трубку.

—