И то, и другое Костика не успокоило. Не успокоила его и реакция Саши.

– Как же ты так? – не на шутку огорчился тот. – Я эту подборку несколько лет создавал. Это же материал моей будущей диссертации.

Костик опустил голову. Что он мог ответить?

– Ты ключи никому не давал?

– Ну что ты!

– Не терял? Не оставлял где-нибудь?

Костик покачал головой.

– И кому они могли понадобиться? – Саша поскреб затылок. – Ничего в них особенного нет. Частная история, давняя притом…

Но у Костика вдруг что-то мелькнуло в голове. Мимолетное. Что никак не вспоминалось.

– Я дяде Андрею скажу, – произнес он.

– Участковому?

Костик кивнул.

– Вряд ли его это заинтересует. Это ведь даже не экспонаты еще.

– Я попрошу, он поможет.

– Валяй, – без особой надежды вяло согласился Саша.

Вечером Костик едва дождался Ратникова. И с ходу выложил ему все: о попытке неизвестного проникнуть в его номер, об угрожающих записках, о пропаже старинных бумаг.

– Записки у тебя? Давай их сюда. А завтра попробуй взять у работников музея образцы почерков. Сможешь? Только не явно, придумай что-нибудь. Я отдам их на графологическую экспертизу. И постарайся припомнить, что все-таки важное, с определенной точки зрения, могло заинтересовать неизвестных лиц в этих бумагах? Какой-нибудь компромат? Сведения о кладе? Еще что-нибудь в том же духе.

И тут Костик вспомнил! В тех материалах, которые он не успел изучить, был перевод воспоминаний какого-то царского чиновника о всяческих «роскошах и причудах» в доме графа Шувалова. Он начал читать восторженные строки о павлинах в саду, о зверинце, в котором содержались диковинные животные дальних стран, о пальмах и апельсиновых деревьях в оранжерее… Вот-вот! А дальше была такая фраза: «И тут, государи мои, граф любезно посвятил меня в тайну, ведомую ему одному. Из оранжереи, в конце коей была потайная дверца…» На этом лист заканчивался, а следующую страницу Костик начать не успел – ребята позвали в музей.

Может, эта потайная дверца и заинтересовала неизвестного? Чтобы этим путем проникнуть в музей. А кому это надо? Теме и Жучке!

Все это он залпом выложил Ратникову, но тот с сомнением покачал головой:

– Не так это просто. Откуда Теме и Жучке знать про твои архивы? Как эта парочка могла попасть в твой номер? Не действует ли параллельно с ними кто-то еще? Подумай. А завтра, как добудешь образцы почерков, – сразу ко мне.

С образцами трудностей не было. Костик сразу же отложил черновой листок из научной работы Саши по истории Оболенского, квитанцию, которую выписывала ему Оля на проживание в гостинице, обращение Афанасия Ивановича в гордуму с просьбой о выделении средств на охранную сигнализацию, листок из настольного календаря аспиранта. Каждую бумажку он снабдил фамилией ее автора.

И понял, что отдавать на экспертизу ничего не нужно. На записках и квитанции была одна рука. Да еще и красный фломастер из стаканчика и листок бумаги из стопки на Ольгином столе.

Записки писала она! И в номер могла войти только она. Да еще тетя Мотя. Ну, она отпадает – мотива нет. Значит, и бумаги Оболенского похитила Оля.

Зачем? На этот вопрос ответа не было.

Не хотелось Костику нести бумаги участковому. Но раз обещал…

Ратников забрал их, оставил мальчика дожидаться в своем кабинете, а сам ушел к экспертам.

Вернулся он довольно скоро. Костик поднял на него глаза. Милиционер был озабочен, но не встревожен. Скорее – наоборот.

– Заключение графолога передаю устно. Записки угрожающего содержания написаны рукой Ольги Воронцовой. Это несомненно.

– Но зачем? Что это значит?

– Не знаю. Но наш графолог добавил, что специалисты его профиля могут по почерку определить многое: и возраст человека, и его пол, образование, характер. То есть дать полный психологический и социальный портрет.

– Ну и что?

– Так вот. По поводу автора записок красным фломастером он высказался примерно так: человек романтического склада, с чувством юмора, начитанный. Несмотря на явную угрозу в содержании записок, реально они представляют собой просто шутку, розыгрыш. Это возможно, как ты считаешь?

– Хороши шуточки! Ночью пыталась взломать дверь, подбрасывала записки. И бумаги стащила! Романтический юморист!

– Не так все просто, Костик, повторяю. Все это может быть совпадением во времени и месте. Записки – одно, а все остальное – совсем другое. Я чувствую, здесь действует кто-то еще…

Зазвонил телефон. Андрей снял трубку:

– Слушаю, участковый инспектор Ратников. Да. Вас понял, выезжаю, – милиционер положил трубку, взял со стола фуражку. – В общем, Костик, я бы посоветовал тебе покинуть гостиницу. Что-то заворачивается вокруг вашего музея. И я бы не хотел, чтобы ты оказался втянутым в какое-то опасное дело.

Костик благоразумно промолчал.

– Что же касается пропавших бумаг, мы, конечно, примем меры. Но мне кажется, что они у нас под носом. Скорее всего где-то в музее.

– Почему? – с надеждой спросил Костик. – Почему вам так кажется?

– Профессиональная интуиция.

Колька, узнав о последних событиях, высказался решительно:

– Идем в музей, спускаемся в подвал и обшарим оранжерею. Каждый уголок прощупаем. Если там есть какой-то тайный ход, мы должны найти его раньше всех.

– Вы все наоборот делаете, – смело возразил ему Вовчик.

– Задом наперед, – поддержал его Миха.

– Может, объяснитесь? – ядовито предложил Колька.

– Однозначно. След надо брать оттуда, где он оборвался.

– Тебе виднее, конечно, следопыт, – Колька не скрывал иронии. – Чин-гач-гук. А практически?

– Они правы, – вмешался Костик. – Если Оболенский исчез из своей комнаты, оттуда и надо искать.

– Ладно, попробуем, – неохотно согласился командир. – Не по мне так, только время потеряем, и нас обгонят. Пошли!

Как-то так получилось, что инициативу по обследованию номера сразу взял на себя Вовчик.

С порога оглядев комнату, он заявил:

– Так, начинаем от двери по часовой стрелке. Во – кровать, все ясно!

– Еще бы! – хмыкнул Колька. Но Вовчик не смутился.

– Под ней люк в подвал, спорим? – он ящерицей вильнул под кровать и замогильным голосом продолжал оттуда: – Я в одной книжке читал – таверна там стояла у дороги, а рядом две виселицы. Усталый путник – бряк на кровать, а она – хлоп! – и перевернулась! Он – брык! – и в подвал. А хозяева наутро других путников человечьим мясом…