Мы бежим долго, километра два, не меньше, но дорога все никак не кончается. По обоим ее сторонам сплошные заросли кустов и деревьев, а справа идет канава, глубиной в метр с кепкой. Никаких признаков цивилизации, кроме этих самых дороги с канавой, местами заваленной щебнем, я не вижу.

В свободной от поводка руке держу смартфон. Как раз перед тем, как выйти на пробежку, я включила приложение для бега. Верчу телефон в руках, пытаюсь разобраться, какое расстояние уже позади.

Вдруг собака резко сворачивает куда-то в дебри леса. Прямо по щебню пересекает ров и тянет меня в небольшой проем между кустами.

Пока я двигалась, тело набрало инерцию и остановиться, дать задний ход я не успеваю. Прежде, чем получается затормозить, меня сносит с дороги вслед за Рекси. С ужасом понимаю, что лечу в канаву, за долю секунды до грандиозного финала.

Я в грязнущей канаве, мокрая с головы до ног, запястье саднит от резких рывков поводка, а щиколотка правой ноги, легонько хрустнув во время падения, наполняется тупой болью. Кошмар наяву! Послушавшись моих строгих окриков, Рекси, наконец, возвращается. Она озадаченно оглядывает мой вид. Прихлопнув улыбку, обнюхивает мокрым носом макушку. Облизывается и опять начинает улыбаться, правда, уже не так беззаботно. Что-то вроде: «Да, хозяйка, ты влипла! Но я верю, ты сможешь отсюда выбраться!»

Потихоньку, осторожно выползаю из канавы. При каждом движении чувствую боль в ноге. Пусть и терпимую, но ведь на пострадавшую ступню я даже не опираюсь - работаю исключительно уцелевшей левой ногой и правым коленом. Когда пытаюсь встать на ноги, становится понятно, что два километра мне не пройти. На своих двоих я даже ста метров теперь не одолею! Надавив слегка на правую ступню, боль взрывается фейерверками и я невольно кричу. Может, на четвереньках, по-собачьи попробовать?

Какое-то время пробую передвигаться на четвереньках. Колени то и дело натыкаются на спрятанные среди травы, острые сучки или гравий и через несколько минут уже ноют на грани дискомфорта и боли. Чувствую себя жалкой неудачницей. К тому же из-за того, что я промокла и не могу быстро двигаться, начинаю замерзать. Как назло, поднимается ветерок и выдувает из меня последние остатки тепла, накопленные во время пробежки.

Я бы позвала на помощь, но мой телефон утонул в канаве. Найти его я так и не смогла.

- Жми на кнопку, - подсказывает Катя и только тогда я вспоминаю о подарке Акима. Озадаченно оглядываю браслет. При нажатии на экране исправно загораются электронные цифры. Но сработает ли сигнал? Я ведь только что искупалась в канаве, а электроника вроде как дохнет в воде. Впрочем, выбора у меня нет. Так что я жму на свою СОС кнопку и отчаянно надеюсь, что этот браслет исправен.

Глава 12

Двигаюсь в сторону дома на четвереньках со скоростью черепахи. Через какое-то время останавливаюсь передохнуть. Когда Рекси присаживается рядом, обнимаю ее, жутко вонючую, мохнатую псину, но при этом свой единственный источник тепла. Она, будто понимая, что мне нужно, никуда не пытается убежать. Наоборот поворачивается ко мне и, прежде, чем успеваю отвернуться, неожиданно лижет мне щеку теплым языком. От этого внезапного акта милосердия от зубастой зверюги вдруг становится так жалко себя, что к горлу подкатывает ком. Чтобы саму себя подбодрить и собраться с силами, начинаю подсчеты вслух:

- Итак, по моим ощущениям, я передвигаюсь со скоростью пятнадцать метров в минуту. Это значит сто метров я преодолею примерно за семь минут, а километр за семьдесят минут. То есть, если учесть перерывы на отдых, всего за три часа я преодолею два километра. Так что к концу дня мы с тобой точно дотащимся до дома! – решительно заявляю Рекси, -  Мы уже отдохнули немного - так что погнали!

И я снова плетусь в сторону дома на четвереньках, а овчарка вертится рядом, по радиусу поводка, энергично размахивая хвостом.

Через какое-то время издалека слышится рев мотора и я вновь сажусь, устроив себе передышку. Шум нарастает и вскоре различаю в облаке пыли знакомый силуэт  черного джипа. Сердце замирает в надежде на скорую помощь и начинает радостно колотиться, когда джип тормозит около меня.

Из подъехавшей машины выходит Аким. Никогда еще в жизни не была никому так рада!  Он в рашгарде с разинутой волчьей пастью на груди и смотрится не по-детски воинственно. Похоже, мой призыв о спасении выдернул его прямиком с тренировки!

Всего за пару секунд он оценивает мой плачевный вид, в глазах загорается беспокойство, он опускается рядом на корточки, спрашивает:

- Кто тебя так извазюкал? Ты вся дрожишь... Идти можешь?

Мотаю головой. Аким осматривает мою лодыжку, и только сейчас, следуя за его взглядом, я замечаю, как сильно она распухла. Нога выглядит чудовищно: вдвое толще, чем надо. Муж достает из багажника плед и накидывает на переднее сиденье. Затем как будто играючи поднимает мои пятьдесят пять кило с дороги и бережно устраивает на плед, закутывая меня, как гусеницу в кокон. Мне не по себе: я грязная и весьма экзотично пахну канавой с легким оттенком псины. Запоздало пытаюсь протестовать – не хочу испачкать светлую, кожаную обивку салона, но он досадливо шикает на меня и приказывает не париться по пустякам.

Собаку устраивает за задними сиденьями, и мы куда-то едем. Тепло потихоньку растекается по телу, и мышцы, наконец, расслабляются в блаженной истоме. Грудь наполняет давно забытое ощущение покоя: обо мне заботятся! За меня решают проблемы! С благодарностью смотрю на Акима и в сотый раз пищу ему свое: «спасибо!» В очередной раз слышу терпеливо-ворчливое: «А что ты хотела? Ты все еще моя жена!»,  «В суд тебя доставлю целой и невредимой!»

Сначала отвозим домой Рекси и тут же едем дальше. По пути рассказываю ему, что со мной случилось. Выясняю, что та дорога, по которой я бежала, упирается в тупик через пол часа езды на машине. Сжимаю кулаки от возмущения. Вот же врунья эта Катя!

Через пол часа мы уже в больнице. Аким повсюду носит меня на руках, и это ужасно смущает, учитывая, мое неприглядное состояние. К счастью, мед персонал вскоре подкатывает нам коляску. Прохожу через скучные процедуры. Рентген, осмотр у врача и вердикт: у меня всего лишь вывих. Я попадаю к тому же травматологу, что осматривал меня и после сотрясения. Он хмурит густые брови, грозит мне пальцем и бранится:

- Что же вы, Катенька, так неосторожно?