Снова впиваюсь взглядом в строки.

До шестнадцати лет никакой информации. В шестнадцать ее усыновил Тимур Самойлов. Я застываю. Тимур Самойлов ― это авторитет, которого знают далеко за пределами нашего города. Если он узнает, что я вытворял с его приемной дочкой, меня будет проще закрасить на асфальте, потому что он не оставит и мокрого места. В голове проскальзывает мысль о том, что всему, что знает Бестия, ее научил Тимур. Меня подташнивает. Неужели он извращенец, любящий молоденьких девочек? Если он усыновил ее в шестнадцать…

К горлу подкатывает горечь, а кровь снова закипает. Если это так, то смерть ждет его. Только я могу жестить с Бестией. Даже малейшая мысль о том, что ее нежного тела касался кто-то другой, ― особенно мужик втрое старше ее самой, ― сносит башню. Я подскакиваю на ноги, закуриваю и распахиваю окно, жадно глотая прохладный вечерний воздух, смешанный с едким дымом. Я так долго не протяну. Мне нужно расставить все точки над «і», чтобы я мог жить дальше. Не бредить Белл… Варварой… Я снова перекатываю на языке ее имя, шепча в тишину ночи.

– Варя.

Усмехаюсь. Хочется назвать ее Варенькой, но язык не поворачивается. Она Варвар, разоритель, расхитительница. Вырвала мое сердце и укатила в Швецию, сука!

Докурив, выбрасываю окурок за окно и возвращаюсь к ноутбуку. Каждый факт о ней впитываю по крохам, потому что сердце готово уже разорваться от сверхнагрузки.

– Олег, ― слышу вкрадчивый голос моей экономки.

– Входите, ― отвечаю тихо.

– Я принесла тебе чай.

– Я не просил.

Поднимаю взгляд на Лидию Павловну. В ее добрых глазах отражается беспокойство.

– Олеж… Ты бы поел что-нибудь.

– Спасибо, не голоден, ― я трясу головой, протягивая руку за чаем. С мятой и наверняка с медом. Все, как я люблю.

– Я булочек напекла.

– Спасибо.

Я пытаюсь улыбнуться, но получается очень туго. Мышцы лица сведены напряжением, губы едва разъезжаются в стороны. Я дышу тяжело, как астматик со стажем. Мне нужно выпустить эту энергию из себя, но я никак не пойму, как это сделать.

В открытом окне слышу звук отъезжающих автоматических ворот, а потом шуршание шин по подъездной дорожке. Вот куда я сейчас выпущу свою энергию. Отставляю чашку на подоконник и киваю экономке, что она свободна.

Саундтрек к главе: Metallica – I disappear

Флешбек

Я вожу по носу Бестии, а она лежит с прикрытыми глазами и улыбается, как довольная кошка, съевшая целую банку сметаны.

― Я бы хотел пересчитать все твои веснушки, ― шепчу ей, и Белла начинает улыбаться шире.

Меня поражает, насколько у нее живая мимика. Кажется, по ее лицу можно понять все ее чувства. Но это впечатление обманчивое, и я знаю об этом. Я никогда не встречал настолько скрытного человека, как Бестия. У каждого из нас есть свои секреты, но у меня такое впечатление, что у нее немного больше, чем у других.

― Ненавижу их, ― говорит она.

― Почему?

― Чувствую себя леопардом, когда наступает теплое время года. Они тогда становятся ярче.

Я прожигаю ее лицо взглядом, любуясь тем, как проникающее через окно солнце золотит ее тонкую кожу, подсвечивая для меня каждую венку и красные нити сосудов. На тумбочке звонит телефон, и я отвечаю, не отрывая взгляда от своей Бестии. Она приоткрывает веки и смотрит на меня, пушистые ресницы отбрасывают тень на щеки. Если бы я был фотографом или художником, то, наверное, запечатлел бы этот образ.

― Привет, пап, ― отвечаю я.

― У нас тут запара с Емельяновым. Надо, чтоб ты подъехал.

― Я сейчас не могу.

― Сына, я не спрашиваю. Я говорю. Стас внизу. Жду тебя.

Он отключается, а я крепко сжимаю челюсти. Если сейчас уйду, Белла свалит, как пить дать. Она не будет сидеть тут и ждать моего возвращения.

― Ты хмуришься, ― говорит она, проводя пальцем между моих бровей. ― Плохие новости?

― Надо ехать в офис. За мной машина приехала.

Белла садится на кровати и потягивается. Я смотрю на ее обнаженное тело, и член снова оживает. Хватаю Бестию и резко заваливаю на кровать, накрывая своим телом. Она хохочет и неубедительно пытается вырваться из моих объятий.

― Ты же торопишься.

― Я успею, ― выдыхаю ей в лицо и, разведя ее ноги, вхожу до упора, попадая в мой персональный Рай.

* * *

Через месяц после исчезновения Беллы…

― Олег, я не хочу каламутить воду раньше времени или делать неправильных предположений, ― хмурясь, произносит Вик, ― но есть предположение… В общем, с Емельяновым все зашло очень далеко. Теперь только один вариант. Или мы ― его, или он ― нас.

― Ближе к делу, Виктор Геннадьевич, ― цежу сквозь зубы, заливая свой яд водкой.

― Беллу могли забрать люди Емельянова.

Я буквально физически чувствую, как кожу царапают когти ужаса. Все мы знаем, кто такой Емельянов, и чем могут закончиться игры с ним. Мы все равно пошли на это, вполне осознавая возможные последствия. Но когда все это закрутилось, у меня не было Беллы. И теперь ее у меня снова нет. И не дай Бог Емельянову стать тем, кто лишил меня моей Бестии. В голове всплывают ее последние слова перед исчезновением. Нет, она же ушла от меня добровольно.

Я качаю головой.

― Тогда в клубе она сказала, что между нами конец. Значит, сама приняла такое решение.

― Мы не знаем, в каких она отношениях с Емельяновым.

Я взрываюсь и сметаю со стола все, включая лампу и бутылку водки. Вик успевает поймать только стакан. Буквально налету.

― Нет у нее никаких отношений! ― выкрикиваю и опускаю на стол тяжелый кулак. ― Вик, блядь, не еби мне мозги! Найди ее! Если она сдохла, то ее тело найди! Хочу знать, где она! Хочу найти суку и посмотреть в ее блядские глаза! Если сдохла, я эту тварь воскрешу, чтобы замочить своими руками, слышал?!

Вик спокойно кивает. Такое ощущение, что даже грохот, который я устроил, поддавшись своей ярости, не вызвал у него совершенно никаких чувств. Ни один мускул не дернулся, даже бровь не подскочила. Железные нервы. Боевая машина, блядь. Он спокойно встает и застегивает пуговицу пиджака.

― Наберись терпения, Олег. ― видя, как я закипаю, Вик поднимает одну бровь и смотрит на меня настолько выразительно, что я захлопываю рот. ― Поиск человека без имени занимает некоторое время. Мы делаем все, что можем. А ты… ― он кивает на стакан на краю стола, который благодаря Виктору уцелел. ― Завязывай бухать. Иначе это тебя придется воскрешать.