Ариадна пела в баре — вот уж никто бы не подумал!

Душка была в принципе рада, что предки решили развлечься. Она дочитала Павлику книжку, посмотрела на часы и, убедившись, что уже половина десятого, а значит, мальчику пора спать, подоткнула одеяло и чмокнула его в щечку.

— Ну, храни Господь, маленький…

Поймав себя на том, что только что машинально повторила бабушкины слова — те, которые та говорила им на ночь, когда случалось остаться у нее ночевать, Душка едва заметно улыбнулась. Как будто бабушка мягко дотронулась до ее лба, пытаясь стереть все мрачные мысли. Потом она перевела взгляд на Павлика.

«Он отчего-то выглядел сегодня таким потерянным», — подумала она, с грустной нежностью перебирая золотистые кудряшки.

Положив рядом с ним на подушку Бадхетта, улыбнулась ему и пообещала:

— Когда мы пойдем в школу, нам станет немного веселее. Пока, конечно, скучно, я согласна.

— И страшно, — сказал малыш, тревожно глядя в потолок.

— Какие глупости! — возмутилась Душка. — Я же с тобой!

— И ты меня никогда не бросишь?

— Ни-ког-да!

— Враки, — философски заметил мальчик. — Ты выйдешь замуж и бросишь меня.

— А ты женишься, — отпарировала Душка.

— Это будет еще не скоро…

— Так я тоже еще не выйду замуж завтра, — рассмеялась Душка. — Ладно, давай-ка спать.

— Посиди рядом, — попросил мальчик.

Душка вздохнула. Ей ужасно хотелось побыть с собой, но ведь она обещала ему не бросать его, а раз так, обещания надо выполнять!

— Хотя бы пока я не засну…

— Хорошо.

Она достала новую книжку.

— Не эту, — попросил Павлик.

— А какую?

Она удивилась. Раньше Павлик любил «Хоббитов»!

— «Нарнию», — попросил Павлик. — Про Аслана.

Она вдруг так остро ощутила его беззащитность: «Господи! Ему ведь нужен Аслан, чтобы было кому защищать малыша во сне!»

— Хорошо, — согласилась она и, достав книгу, начала читать.

Она читала долго, сама увлекшись моментом создания Нарнии странным львом. С трудом сдерживая слезы, потому что поющий при создании Нарнии лев был прекрасен до невыразимости, она дочитала это почти до конца и, лишь уловив мерное дыхание малыша и поняв, что он уже спит, поднялась тихо, стараясь не шуметь, и ушла, легонько прикрыв за собой дверь.

Оказавшись в своей комнате, она снова достала диск с Анни Леннокс. Сейчас ей почему-то ужасно хотелось снова послушать «Sweet dream», и она нажала клавишу «Play».

Забравшись на кровать с ногами, достала «Нарнию» и попыталась углубиться в чтение. Но читать она уже не могла. Веки сами опустились, став свинцовыми от впечатлений сегодняшнего дня.

«Я только немного вздремну, — сказала она, погружаясь в сон все глубже и глубже, — и опять проснусь. Потому что спать мне совсем не хочется…»

* * *

Павлик проснулся уже ночью, когда вернувшиеся родители спали и на небе виднелась белая, как растопленный воск, луна.

Он хотел в туалет.

Вставать ужасно не хотелось, но он был большой мальчик, и ему не хотелось сделать это нечаянно в постели. Поэтому он собрал все свое детское мужество и поднялся. Нащупав ногами меховые тапочки, прошлепал туда и обратно.

Забрался назад под одеяло и, успокоившись и согревшись, уже начал засыпать, как вдруг совершенно четко услышал детский голос.

Ребенок плакал где-то рядом.

Почти рядом с ним.

Он вскочил на кровати. Огляделся.

«Наверное, это у соседей», — решил он, немного успокоившись.

Ему до смерти хотелось добежать до родительской спальни и зарыться там, посередке, между мамой и папой, которые могли защитить его от ночных страхов.

Но он сдержался. Папа скажет, что Павлик уже достаточно взрослый мальчик. Он должен спать один.

Потом…

О боже! А потом он окончательно запретит Павлику смотреть его любимые страшилки. «Вот, — торжествующе скажет папа, — я же говорил, что это ни к чему хорошему привести не может!»

Представив себе такое мрачное будущее, Павлик твердо решил справиться с этим сам, без помощи взрослых. Он окончательно успокоил себя, решив, что ребенок плачет в соседнем доме, и начал засыпать.

Сон пришел почти сразу и был какой-то странный. Там женщина, одетая в черное, шла с ребенком, и на ее лице сияла странная торжествующая улыбка. А за ней бежала другая тетенька, в ночной рубашке, растрепанная, и кричала, что это ее дитя, что она должна отдать ей назад ее дитя, а потом…

Потом все это провалилось куда-то, и Павлик снова открыл глаза.

Расплывчатая фигура стояла перед ним.

Присмотревшись, он узнал ту самую женщину, которая уходила с чужим ребенком. «Какое странное продолжение сна», — подумал он, даже не успев испугаться.

Женщина сделала шаг в его сторону и усмехнулась.

Теперь Павлик увидел, какая она отталкивающе красивая. Все в ней было слишком правильно и слишком совершенно.

— Почему ты не спишь, мой маленький? — ласково проговорила она, не сводя с него жадных глаз, от взгляда которых Павлику стало тошно.

— Я? — Он облизнул пересохшие губы, пытаясь вжаться в стену. — Кто вы такая? Что вы тут делаете?

— Я живу здесь…

Женщина сделала к нему еще один шаг.

— А… как вас зовут?

Она вздрогнула. Отступила к стене. И вдруг ее красота стала отвратительной расплывающейся маской. Она что-то зло зашипела — Павлику стало страшно, ведь он опять сказал что-то не так. Невежливо. Во всяком случае, этой женщине очень не понравилось что-то в его вопросе. Наверное, ее нельзя спрашивать об имени, решил он.

Страх ворвался в его сознание, когда она начала таять в воздухе. Только теперь он вдруг понял, что это — монстр из его страшилок, а может быть, кто-то куда страшнее этих глупеньких монстриков.

Он закричал. Закричал так, как только мог закричать:

— Душка! Помоги!

Где-то рядом хлопнула дверь. Послышались быстрые шаги. Душка стояла на пороге его комнаты, в своей длинной белой рубашке сама напоминая привидение. Однако лицо ее выражало решимость, а в руке сиял медальон, подаренный ей бабушкой.

— Что случилось?

Она подошла к мальчику и, без лишних слов поняв, что он перепуган, присела рядом, прижимая его головенку к своей груди.

— Тебя что-то испугало?

— Да, — признался мальчик и уже начал рассказывать о странной черной женщине, как вдруг почувствовал, что кто-то запрещает ему делиться этим с Душкой, потому что, если Душка узнает, ее убьют, как Мишу, или сделают еще что похуже, поэтому он указал рукой на шкаф и пробормотал: — Там кто-то был…