— Извини, а ты не мог бы мне помочь? Я не могу в процедурный кабинет дверь открыть, ключ потеряла. Выручай!

Парень поднялся с кровати, что-то взял из тумбочки и буркнул:

— Что открывать? Показывай.

Они вернулись к двери процедурной, оказалось, парень держал в руках консервный нож, всунул его в замок, прокрутил в обе стороны, и дверь открылась.

— Ой, спасибо! — обрадовалась Ира.

Она направилась к шкафчику с лекарствами и остолбенела. На полу в процедурном кабинете, раскинув руки, лежал заведующий травматологией Николай Петрович Окуневский.

— Боже мой! Николай Петрович!

Пульса на сонной артерии не было, как и дыхания, сознания и движения. Сажина не растерялась и набрала телефон реанимации, отчеканив:

— Срочно в травматологию, умирает доктор Окуневский.

— Ира, ты, что ли? Что за утренние шутки?

— Ребятки, милые, какие шутки, срочно сюда!

Через несколько минут из реанимации прибежали сразу два врача и медсестра с носилками.

— Что за дела у вас в травме? Что с Колей? Где?

Ира молча кивнула на лежащее на полу тело. Оба мужчины склонились над коллегой, а медсестра испуганно на него смотрела.

— Сорри, девочки! Он труп. Умер примерно десять-двенадцать часов назад, точнее — при вскрытии. Возможно обширный инфаркт, возможно тромб, — сказал один из врачей. — Вызывай полицию, Ира, докладывай начальству, все, что полагается. Мы тут лишние. Жалко Колю, только год травмой заведует. Заведовал. Нас-то зачем звала? Видела же, что он мертвый. Не скучно тут у вас в травме.

Ира понимала, что такая реакция врачей реанимации на смерть коллеги — это не цинизм и безответственность, а профессиональная черствость, отстранение, потому что иначе невозможно выполнить свой долг. Врачу нельзя через себя пропускать чужую боль, потому что он может «сломаться» сам.

— Вы извините, ребята, я, конечно, поняла, что он мертвый, но надеялась, вдруг ошиблась. Не каждый день такие случаи у нас.

— Жалко Кольку. А он что, дежурил нынче? Чего его вечером в процедурную понесло?

— Нет, не дежурил. Не знаю, что ему здесь понадобилось. Я последний раз вечерние уколы ставила в десять. Ой! — Ира всплеснула руками. — Я про уколы-то забыла.

— А мы тебе подругу нашу оставим в помощь, — врач-реаниматолог кивнул на медсестру, которая пришла с ними. — Настена, покараулишь тут, пока Ира уколы делает? Помещение надо закрыть до приезда полиции и руководству сообщить немедленно. Ну ты сама все знаешь.

Реаниматологи ушли, по дороге обсуждая случившееся, медсестры их уже не слышали.

— Трупные пятна видел?

— Видел, но ничего не стал говорить, когда ты чушь про инфаркт нес. Патологоанатомы у нас знающие, пусть разбираются. Это уже не наш пациент. Похоже, траванули Кольку.

Ира тем временем пошла в палату к больным, многие пациенты толпились в коридоре, наверняка услышали шум и вышли.

— Товарищи больные, все по палатам, до завтрака еще много времени. Всем уколы сделаю в палате, не переживайте.

Окуневского Ире было, конечно, жалко, хотя она не очень-то завотделением любила, но умереть в неполные сорок… Разве это возраст для мужика? На сердце он вроде и не жаловался.

Реаниматологи постарались, через десять минут на этаже была бригада «Скорой помощи», потом прибежала сестра-хозяйка, девчонки из приемного покоя — в общем, все, кому было надо и не надо. Не каждый день врач умирает у себя на рабочем месте.

Слух о смерти Николая Петровича Окуневского разнесся по всей больнице мгновенно, проникая к каждому врачу и пациенту. Следователей, приехавших позже, уже встречал заместитель главного врача. Процедурный кабинет закрыли, попросив Ирину перенести необходимые на первое время лекарства в другое место. У больных был завтрак, но многие бродили по коридору, косились в сторону процедурного кабинета и на приходящих людей. Начал разговаривать даже обожженный солдатик, который утром открыл ей дверь.

— А что, доктор Окуневский умер?

— Да, к сожалению. Сердечный приступ.

— А почему дверь была закрыта?

— Не знаю. Там следователи сейчас работают, выясняют.

Ира сама ломала голову: зачем бы Окуневскому закрываться изнутри? Какая-то ерунда, но подумать об этом ей было некогда, слишком много работы, а затем она сдавала смену другой медсестре.

Но уйти домой после дежурства Ира не смогла, ведь теперь она главный свидетель. Именно так ей сказал заместитель главврача и попросил задержаться настолько, насколько необходимо.

Ирина все понимала, только нервное напряжение сказывалось. Не каждый день в отделении умирают заведующие. Даже больные все взбудоражены произошедшим.

Ира подошла к знакомому процедурному кабинету, постучалась, заглянула.

— Извините, пожалуйста, у меня смена кончилась, мне домой идти надо.

На нее никто не обращал внимания. Тело Окуневского уже было накрыто простыней. В процедурном без положенных бахил ходили несколько мужчин.

— Вам что нужно, девушка? — спросил хмурый мужчина, который заполнял какие-то документы.

— Мне ничего. Я медсестра, Ирина Сажина. Это я доктора обнаружила. Извините, у нас в отделении без бахил не ходят, не положено.

— Убивать тоже не положено. Сейчас следователь подойдет, — мрачно ответил один из присутствующих и кому-то крикнул: — Опроси свидетельницу!

Вот те раз! Она волнуется, переживает, беспокоится, а оказывается, про нее все забыли!

— Вы и есть та самая медсестра Сажина? Замечательно! — улыбнулся ей следователь. — Расскажите, пожалуйста, как вы обнаружили тело доктора Окуневского?

Ира начала рассказывать.

— Значит, процедурный кабинет был закрыт изнутри, и вы позвали больного, чтобы открыть дверь? — уточнил следователь.

— У меня не было вариантов, мне уколы ровно в семь утра ставить. А получилось вон оно как. Жалко Николая Петровича.

— Конечно, жалко. Убили мужика на рабочем месте. На строителя на рабочем месте может балка свалиться, а медика отравить могут, оказывается.

— Отравить? Ядом? — ужаснулась Ира.

— А это мы и выясняем.

Ирина вздохнула, вот угораздило же ее стать главным свидетелем. И за что же убили Окуневского?

— Юля, расскажи мне о звонке подробно, — Заурский не злился, а был, наоборот, слишком спокоен.

Это не предвещало ничего хорошего.

Юля выдохнула и рассказала, собственно, рассказ был короткий, звонок длился какие-то секунды. Сегодняшние действия времени заняли много, но сообщение об этом уложилось в несколько минут.