Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что-то случилось? – спросила Юля, наблюдая, как он, задумавшись, барабанит пальцами по стойке.
– Да, – машинально кивнул он, но тут же добавил: – Нет. Не твоё дело.
Юля пожала плечами – лезть она не собиралась. Ей вообще, по сути, всё равно, о чём был разговор. От неудобного сидения у неё затекла спина – в платье сесть по-турецки было очень проблематично. И вообще, кто расхаживает в платьях по дому? Только ей могла прийти в голову такая неудачная идея! Юля злилась на себя, медленно закипая, а теперь, глядя на Никиту, который мрачно уставился в ноутбук, вспомнила, кто истинный виновник её мучений. Сидит в своём костюме, небрежно закинув ногу на ногу, выглядит так, будто ему принадлежит весь мир. Юля тяжело вздохнула и незаметно поправила резинку колготок, впившуюся в живот. Неужели она действительно решила одеться ради него? Решила установить дистанцию, в итоге сама же и страдает, а ему хоть бы хны!
Никита действительно был далёк и от Юли, и от её внешнего вида, и вообще от всего, что происходит вокруг. Сейчас он особенно остро ощущал не только своё одиночество, но и полнейшую беспомощность во всём, что касается выбора собственного будущего. Не то чтобы его не привлекала власть и возможности, которые она даёт, но как же не хотелось пользоваться ими вот так – когда преподносят на золотой тарелочке! В его мечтах он становился во главе семейного бизнеса состоявшимся человеком, построившим собственную карьеру. А не сейчас, когда только начинает делать первые шаги на пути к вершине. Кому-то его мысли могли показаться бредом, а переживания – созданными на пустом месте. Конечно, тебе предлагают всё, что только можно пожелать, так к чему отказываться и играть в гордость? Но дело было в том, что папа не понимал простую вещь – Никита слишком сильно хотел быть на него похож. И именно поэтому стремился добиться всего сам. Как папа. Из задумчивости его вывел новый телефонный звонок. Посмотрев на экран, Никита не смог сдержать вздох – они сегодня сговорились, что ли?
– Привет, мам.
– Китёныш, ты как?
Марина Андреевна Ливарская наводила ужас на всех своих подчинённых – директор Консерватории им. Гнесиных, она одним росчерком пера могла решить судьбу человека, подарить путёвку в музыкальную жизнь или поставить крест на его карьере. Моложавая блондинка, холодная и неприступная, она имела единственную слабость – сына. Для своего Китёныша, как она его называла, Марина Андреевна была готова пойти на всё. И простить всё. Именно к ней бежал Никита-подросток, когда от обиды за несправедливость поставленной оценки хотелось плакать. Именно к ней он шёл, повзрослев, пытаясь понять, почему девушки ведут себя так, а не иначе. И именно к ней два года назад пришёл лечить своё разбитое сердце. Марина Андреевна в душу сыну никогда не лезла, но тихо радовалась, когда он искал помощи, и испытывала гордость за то, что является главным человеком в его жизни. Но порой от ненавязчивой опеки хотелось спрятаться, поэтому Никита не стал её волновать и рассказывать о вынужденном заключении. Зато, видимо, рассказал папа.
– Всё в порядке, мам. Сижу дома, работаю.
– Что-то голос мне твой не нравится. У тебя точно всё в порядке?
– Точно, – снова вздохнул Никита и покосился на Юлю. Та усиленно делала вид, что разговор её совершенно не интересует, но выходило у неё это из рук вон плохо. Видимо, балкон на сегодня решил стать переговорным пунктом.
– Китёныш, ты что-то недоговариваешь. Отец опять на тебя давил?
– Нет, мам. Просто надоело дома сидеть.
– Ещё бы! Чем ты там питаешься?
– Как всегда – заказываю из ресторана.
– Хочешь, я буду присылать из дома? Клава вчера испекла рыбный пирог.
Клава, мамина домработница, готовила потрясающе, но расстроенный Никита, исключительно из чувства противоречия, не подумав, сказал:
– Спасибо, у меня есть кому готовить. – И тут же с силой прикусил язык, едва не удержавшись, чтобы стукнуть себя по лбу.
– В смысле? – в голосе мамы зазвучало любопытство, погасить которое можно было, лишь полностью его удовлетворив. – Никита, я чего-то не знаю? У тебя появилась девушка?
То, что она назвала его по имени, могло означать две вещи: крайнее неодобрение или искреннее волнение. И сейчас Никита понятия не имел, как это трактовать.
– Всё сложно, – наконец выдохнул он, пытаясь подобрать более-менее приемлемую причину, по которой Юля оказалась в его квартире. Так ничего и не придумав за несколько секунд красноречивого маминого молчания, он нехотя обо всё рассказал и замер, ожидая реакции.
– То есть ты хочешь сказать, что эта девушка вынуждена жить в одной квартире с тобой, – подытожила мама на удивление спокойным голосом. И добавила, ввергнув Никиту в ещё больший шок: – Бедняжка. Представляю, как ей неудобно. Надеюсь, ты отдал ей свою спальню? Что молчишь, неужели положил на диване? Китёныш, от тебя я такой чёрствости не ожидала.
– Она сама виновата, – буркнул Никита нехотя. – Могла бы остаться в офисе, было бы всем счастье.
– Ты оправдываешься? – мама, как всегда, легко читала его, как открытую книгу. – Значит, понимаешь, что неправ. Надеюсь, исправишься сегодня же. Никита?
– Хорошо, мам, – покорно ответил он, понимая, что спорить себе дороже.
– Так говоришь, эта девочка ещё и готовит тебе? – настояв на своём, Марина Андреевна быстро переключилась на другую тему. – Вкусно?
– Вкусно, – вздохнул он, предвидя новый град вопросов.
– Наверное, она ещё и красивая? – А теперь Никита ступал на опасную территорию, стоит ответить не так, и потом проблем не оберёшься.
– Обычная, – сказал он после короткого молчания. – Просто девушка, ничего особенного.
– Сделаю вид, что поверила, – с улыбкой в голосе проговорила Марина Андреевна. – Но ты же помнишь, что на Алине свет клином не сошёлся, правда? Вокруг столько хороших девушек, наверняка среди них ты…
– Мам! – резко оборвал Никита. Обсуждать то, что было проговорено миллион, наверное, раз не хотелось. – Всё в порядке. И у меня, и у Юли, и вообще…
– Я поняла, не лезу, – примирительно сказала Марина Андреевна. – Позвоню через пару дней, если ты не против.
– Звони.