– Так, значит, здесь нет городов, жителей, торговли, заводов? – спросил я, показав на горизонт.

Он удивленно за мной наблюдает и тычет пальцем в шахту, куда плывут глаза его брата:

– Вы говорите о дичи, которая прячется внутри?

Луна спускается на западе за горизонт. Небо бледнеет.

– Занимается день, – говорит человек. – Мой брат-близнец скоро выбросит свои блокноты.

На востоке полоска тумана размывается, краснея. Ромен моргает, его рука замирает. Из-под дрожащих век что-то с минуту смотрит на нас, а затем отдаляется. Ромен встает на ноги, собирает свои блокнотики и бросает в отверстие шахты. Его брат касается его руки.

– Там внизу, – шепчет он, – я видел черных галок…

Он в последний раз поворачивается ко мне:

– Приходите следующей ночью с фонариком и почитайте, что он пишет в блокнотах. Ромен записывает все без сожалений – знаками, которые придумал сам.

Оба мужчины удаляются и вскоре исчезают. Со всех сторон звенит ошеломляющая тишина. Из травы, что ложится под напором ветра, вспархивают жаворонки. Луч света озаряет камень, поросший мхом. Я подхожу к шахте, там видны блокноты. Улегшись у края, вглядываюсь в черный сумрак. Вокруг зияющего отверстия оживают на поверхности камни, словно обожженные воздухом. Красная тень отходит в сторону и медленно скользит к шахте. Накрывает блокноты, а затем испаряется, оставляя после себя пыль, похожую на толченый песок"».

С тех пор, как мы спим в кровати Ламбера, мы можем стирать свое белье под краном умывальника и сушить его на чердаке. Когда наши рубашки пачкаются, мы надеваем его одежду, но он унес свой рабочий комбинезон, а его серое пальто висит сейчас на вешалке в шкафу.

Как и обещал старик, еду нам подают на стол днем и вечером в подвале на – 2 уровне, и хотя количество пищи может меняться, предложенных продуктов нам хватает, чтобы насытиться. Для записи наблюдений у нас есть чистый реестр. Но пока что благоразумие велит нам прятать их в бумажном мешочке между одеялом и матрасом.

Развернув полоски, оставленные Ламбером в картонной коробке, которую ему передал молодой человек в черной кожаной одежде, мы убедились, что там не содержится никаких сведений о жизни в сетях – лишь пустые слова, машинальные фразы да городские пословицы, соединенные тысячей и одним способом.

В 5-м реестре есть четкая приписка, редактор должен всегда ее учитывать, перед тем как обобщать свои наблюдения, поскольку ускорение, обусловленное перекрещиванием углов, под которыми выстраивается зрение, неизбежно вызывает поток притягивающей энергии, коего следует остерегаться. И мы как раз узнаем из письма, оставленного для нас на аналое, что скоро нам вручат связку ключей, аналогичную той, с помощью которой Ламбер переходит из одного мира в другой. Вопрос: который из двух он унес? Вывод: если нам дадут ключи, мы повесим их на гвоздь на самой высокой чердачной балке.

Вот уже неделю сплю я на кровати Ламбера и каждую ночь вижу один и тот же кошмар. Наверное, все дело в простынях, ведь как только я скользну в постель, стоит мне пошевелиться, они шелестят, будто целлулоид. Из мглистого театра моих гипнагогических видений возникает исполинский череп, и в его глазницах копошатся тысячи микроскопических редакторов. Образуя концентрическую колонну, они мерным шагом движутся в глубь тоннеля, заткнутого глазом, который на них пристально смотрит. По мере их приближения с реестрами в руках колонна начинает топтаться на месте и воспламеняется. От этого человеческого фитиля, чей конец скручивается и сгорает, словно бумажная тряпка, остается лишь гора пепла, тотчас развеиваемая ветром. За спиной я чувствую напирающую колонну, а перед собой вижу расширяющийся зрачок, тело мое вспыхивает, и я просыпаюсь в холодном поту, с одышкой.

Тогда я вскакиваю со смятой постели, подхожу к открытому окну и смотрю на улицу в желтом свете фонарей. В стекле я замечаю увеличенный зрачок, и мне кажется, будто кошмар оживает вновь. Вот почему каждую ночь я брожу, подобно Ламберу, взад и вперед по чердаку в ожидании рассвета.

День, которого я ждал, как раз уже прошел, и именно в это время мы доедаем обед, поданный в подвале с нишами. Дверь 12-й сдвигается, и входит старик в своем плаще из перьев. Он напевает куплет по-английски:

The morning is dead, and the day is too.

There's nothing left here to greet me

but the velvet moon.

All my loneliness, I have felt today

It's a little more than enough

to make a man throw himself away…[5]

Он пришел не один. С ним отвратительный лысый карлик со струпьями на черепе и экземой на лице и руках.

– Это сокращение необходимо, – говорит старик без лишних слов, – продолжим наш разговор с того места, где мы его прервали. Этот молодой человек – мой сын, не обращайте на него внимания: он глухонемой.

Затем он спрашивает меня, как продвигается реестр, и протягивает мне связку ключей.

– Отныне вы можете, если пожелаете, делать покупки снаружи и сами готовить себе еду. Впрочем, вы не обязаны это делать, поскольку я должен вас обслуживать, как указано в условиях договора.

– Какого договора?

– О найме. Я чищу кастрюли в обмен на крышу над головой.

– И давно вы здесь живете?

– Примерно три тысячи лет, – серьезно отвечает он.

После этих слов он приглашает меня проследовать за ним в 12-ю трубу, пока его сын соберет и помоет тарелки. Старик утверждает, что нас ждет Ламбер и он хочет мне что-то показать. Мы перепрыгиваем через металлический диск, а затем поднимаемся к сундуку, чьи стенки оплетены ивняком. Очутившись посреди своего бедлама, старик увлекает меня к столу, на котором я замечаю двенадцать черных коробок: каждая – с глазком. Он приглашает меня сесть, вручает мне первую и велит заглянуть внутрь. Я приподнимаю коробку, которая кажется необычайно легкой, и у меня появляется чувство, будто, стоит ее отпустить, она вылетит у меня из пальцев. Тем не менее я припадаю к ней глазом, стремясь увидеть, что внутри, и замечаю крошечного человечка, сидящего на дне. Я слегка наклоняю предмет набок, существо делает вид, будто желает выпрямиться, потом спотыкается и катится к переборке. Я снова трясу коробку, человечек показывает в отверстие кулак. Старик передает мне одну за другой десять коробок, и во всех заперты разные человечки. В одиннадцатой находится Ламбер. На нем рабочая спецовка, в которой он был последний раз. Я спрашиваю старика, какой демонический дух заключил их там, и он с улыбкой отвечает:

– Их собственный. Вы увидели всего лишь образ их исчезновения. Хотите посмотреть теперь двенадцатую?