приучила их к порядку, аккуратности, чистоплотности и самодисциплине. То, что у них ни один час, ни одна минута не пропадали даром, и они многое успевали, несмотря на свои слабые силы, была заслуга тёти, потому что они много лет следовали расписанию дня, где каждому из них в определённое время надлежало чем-то заниматься.

Супруги Эжер огорчились внезапному отъезду сестёр Бронте и, желая их возвращения в качестве преподавателей, написали пространное письмо Патрику Бронте, в котором благодарили за воспитание столь одарённых дочерей, рассказывали, как они успешно проявили себя и просили отпустить в пансион, чтобы продолжить обучение и преподавать самим.

Шарлотта долго не раздумывала и пожелала снова ехать в Брюссель. Эмили решила остаться. На Рождество все дети были дома. Сёстры частенько совершали прогулки по заснеженным торфяникам или ходили в Кейли, чтобы изучать книги в библиотеке, поступившие за время их отсутствия. Отцу, Энн, брату и Табби они рассказывали о Брюсселе и бельгийцах, в частности об их пристрастии к внешнему этикету, в котором они превзошли англичан.

Брануэлл продолжал балагурить и частенько был под хмельком. Сёстрам уже начали говорить их знакомые о не совсем достойном поведении сына пастора, но, ослеплённые талантами Брануэлла домашние считали его по-прежнему будущей гордостью семьи, а его недостатки, по их мнению, следствие сильной натуры, в которой они неизбежны.

Тётя Элизабет оставила своё небольшое состояние племянницам, трём сёстрам Бронте, вопреки их ожиданию и четвёртой, жившей в Корнуэлле. Своему любимцу Брануэллу денег она не завещала. Раньше других в семье Бронте мисс Элизабет поняла, что Брануэлл не может уже справиться со своими слабостями. Она не верила, что сумма, которую могла бы ему выделить поможет юноше достичь успеха, а была убеждена — он и её прогуляет. Так лучше уж отдать деньги племянницам, они такие труженницы. Свои вещи тётя распределила между детьми Бронте, учитывая их склонности и их отношение к этим предметам. Энн получила часы «со всеми принадлежностями», Эмили — веер из слоновой кости и рабочую шкатулку с фарфоровой крышкой, Брануэллу оставила японский несессер, а Шарлотте — индийскую рабочую шкатулку.

Каждая сестра получила небольшую сумму наследства, и они теперь обсуждали будущие планы перестройки пастората для обустройства его под школу. Но Шарлотте пора собираться в дорогу, а Энн возвращаться в семейство Робинсонов. Вместе с ней отправился и Брануэлл, который должен был стать гувернёром у сыновей. Младшая Бронте скорбела, осенью умер её любимый, Уильям Уэйтмен, которого она не могла забыть.

Когда-то тяжело было узнать, что Уильям не будет с ней, и нет никакой надежды. Некогда тягостно было примириться с тем, что она не увидит и не услышит его, может быть несколько месяцев. Но теперь уже никогда ей не смотреть в его ясные весёлые глаза, никогджа не услышать его неповторимого завораживающего голоса. Как невыносимо горестно сознавать, что его нет! Как в душе пусто и больно!

ВОСПОМИНАНИЕ

Да, ты ушел! И нет теперь

Улыбки, солнечной такой.

Войду я в церковь через дверь,

Пройду по полу над тобой

И буду думать в тишине,

Что под плитой укрыто здесь

То сердце, что дороже мне,

Чем этот мир прекрасный весь.

И пусть тебя не вижу я,

Но помню все твои черты.

Пусть прекратилась жизнь твоя,

Но след во мне оставил ты.

Я рада, что твоя душа

Соединилась с Богом вновь —

Она как ангел хороша

И помнит про мою любовь.

Чета Робинсонов была достаточно богата, но глава семьи тяжело болел и практически всё время лежал в своей комнате. Его жена, довольно эффектная особа, прожила свои четыре десятка лет в довольстве и неге. Она выглядела значительно моложе своих лет и тщательно следила за внешностью и фигурой. Ей нравилось развлекаться, но опасаясь пересудов, вынуждена проводить почти всё время в усадьбе, где скучала. Она была полна сил и энергии, когда увидела Брануэлла.

Миссис Робинсон нашла себе развлечение. Какая теперь скука?! Теперь её и следа нет! В доме красивый молодой человек, которого забавно слушать, а сыновья, так те внимают ему, чуть ли не открыв рот. Гуляя по саду с детьми или сидя в гостиной, она замечала, что ей приятно общество гувернёра, который везде сопровождал сыновей. Когда дети играли, а Энн следила за ними, Брануэлл обычно беседовал с хозяйкой, которая всегда предлагала ему тему разговора. Слушая его и смотря в его жёлто-карие выразительные глаза, она забывала о присутствующих.

Ей хотелось погладить его красивый высокий лоб и шелковистые волосы, цвета речного песка, приникнуть к его щеке, пышущей здоровьем и молодостью, прильнуть к его манящим устам. И она постепенно стала устраивать так, что они чаще оставались наедине. Тон её стал мягче, нежнее, она спрашивала об его семье, просила рассказывать подробнее. Лицо миссис Робинсон при этом выражало такое сострадание, что вызывало умиление и восторг душевными качествами хозяйки у неопытного юноши. Брануэллу шёл двадцать шестой год, но рядом со светской дамой он был, как младенец.

— Вы так много страдали, юноша, — проникновенно говорила миссис Робинсон. — Рано потеряли мать и были лишены материнской любви и ласки. Разрешите мне заботиться о Вас, позвольте мне стать Вашим другом. Могу ли я просить поделиться со мной Вашими мечтами и желаниями, а я Вам поведаю свои. Наши откровения будут нашим общим секретом, Вы согласны?

— Миссис, доброта Ваша не знает границ! Я преклоняюсь перед Вами!

Проходили дни, недели, участливая дама слушала излияния Брануэлла, неизменно выказывая ему сочувствие и порицая существующих и воображаемых недругов. По мере того, как росла их тайная дружба, она всё больше демонстрировала ему свою заботу, даже проверяла его комнату, удобно ли ему в ней.

Брануэлл неустанно восхищался своей хозяйкой и считал, что такое отношение — это заслуга его самого. Она с ним так обращается, потому что он заслуживает. Наконец он встретил человека, который его оценил и, что это женщина приятнее вдвойне.

«Как соблазнителен гувернёр и как доверчив!.. Хотя и умный, но глупыш. Боже, он так пригож, что я еле сдерживаю себя. А, может уже пора? Слуги, проныры заметят… Важно ли это? Не упускать же такой случай! Я у себя дома! Я хозяйка!.. И не виновата, что природа требует… Не хочу и не могу больше терпеть эту монашескую жизнь! Не желаю хоронить себя заживо!»

Однажды она ему сказала, чтобы он