Очистив всю территорию Восточной Пруссии от неприятеля, мы испытали большое удовлетворение; однако длилось оно недолго.

17 марта на Мемель напал отряд генерала Потапова, составленный из пограничников и ополченцев. Нападение было для нас неожиданным. Хотя нами и были получены сведения о скоплении русских у Мемеля и Таурогена, но мы не придали им серьезного значения; следует заметить, что подобного рода сведения поступали иной день в огромном количестве, и нельзя же было все эти слухи одинаково оценивать и делать из них необходимые выводы.

Точные известия о вступлении русских в Мемель получены были от одной телефонистки, некоей фрейлейн Рештель. Она проявила больше мужества, чем ее сослуживцы мужского пола. Она продолжала разговаривать со мной вплоть до занятия почтамта русскими. Последними ее словами были: «Вот они поднимаются по лестнице».

Одновременно с Мемелем русские атаковали и Тауроген, который генерал Паприц должен был очистить, так как его слабые силы были направлены, главным образом, против неприятеля, находящегося у Мемеля. У командующего Восточным фронтом не было резервов для поддержки генерала Паприца. Штаб 2-го армейского корпуса в Штеттине прислал нам два запасных батальона.

Нам повезло, у русских было тоже мало войска. При переходе генерала Паприца в наступление против Мемеля они очистили город. При этом нам удалось отбить у них три тысячи человек жителей, угнанных ими в плен. Затем генерал Паприц опять двинулся против неприятеля к Таурогену и, занявши 29 марта город, прогнал русских за границу.

Надо было что-нибудь предпринять, чтобы в будущем избежать таких налетов. Поэтому в район Мемеля переведена была 6-я кавалерийская дивизия, освободившаяся к тому времени на участке генерала Гальвица. В середине апреля на Восточном фронте наступило относительно более спокойное время.

Между тем в это время положение на южном театре войны было очень неблагополучно. Как уже выше было сказано, задуманное на Карпатском фронте наступление не имело успеха. Оно скоро натолкнулось на контрнаступление русских. Чем более русское командование убеждалось в неуспехе своих планов на Северо-Западном фронте, тем сильнее русские начинали наступать на австрийские войска. Этой весной они хотели во что бы то ни стало добиться развязки.

Среди карпатских снегов и льдов шли упорные кровавые бои, стоившие русским неслыханных потерь, но они все же шаг за шагом оттесняли нашего союзника. Положение австрийских армий становилось критическим. Если бы русским удалось прорвать Карпатский фронт и спуститься в венгерскую долину, то двуединая монархия развалилась бы. Необходимо было с нашей стороны предпринять энергичные действия для поддержки союзной армии.

Серьезность положения все настойчивее подчеркивал в своих ежедневных докладах ротмистр Флейшман, австрийский офицер, прикомандированный к штабу нашего фронта. Командующий фронтом вполне был согласен с ротмистром Флейшманом и представил соответствующий доклад в Ставку.

Собственной властью командующий фронтом послал австрийцам одну дивизию, выделенную в качестве резерва из 9-й армии. Она поспела на Карпаты в середине апреля, в очень критический для наших союзников момент, ибо армия Бороевича начала колебаться.

Верховное командование одобрило эту меру и приказало послать на Карпаты еще две дивизии и перевести туда же штаб 38-го резервного корпуса. Командующий фронтом дал и 4-ю, вновь сформированную, дивизию. Таким путем образован был так называемый Бескидский корпус с генералом Марвицем во главе.

Незадолго до этого Верховное командование приступило на Западном фронте к выделению из каждой дивизии по одному полку для формирования новых дивизий. Таким путем образовано было много новых тактических единиц. В условиях позиционной войны каждая дивизия без труда могла выделить по три батальона, не прерывая работы по укреплению позиций. Эта гениальная идея принадлежала генералу Вристбергу, начальнику одного из отделений Военного министерства. Позже, уже во время позиционной войны, среди наших военных авторитетов возник спор, следует ли оставить дивизии в 9-батальонном составе или вернуться к 12-батальонному развертыванию. Уменьшенная дивизия приобретает легкость маневрирования, зато для некоторых операций она численно слишком слаба. Для нас этот спор имеет теперь академическое значение в силу рокового решения Версальского договора, прекратившего существование нашей доблестной германской армии.

Переформирование дивизий было начато нами и на Восточном фронте.

Наши подкрепления, прибывшие на Карпаты, не в силах были существенно изменить положения; они могли только помочь сохранить фронт.

Положение австрийцев осложнялось не только на Карпатах, но и на других фронтах. Сербская армия вновь начала проявлять активность, а главное – становилось ясным намерение Италии перейти на сторону наших врагов. Я оставляю открытым вопрос о том, можно ли было бы путем уступок со стороны Австрии и более искусной дипломатией сохранить нейтралитет Италии. Как бы то ни было, австрийское Верховное командование сочло себя вынужденным усилить свою армию на итальянской границе, чтобы в случае выступления Италии не быть застигнутым врасплох. Это было возможно сделать лишь за счет и так уже ослабленного русского фронта.

Не было бы всех этих затруднений, если бы германское Верховное командование осенью 1914 года, вняв настояниям командующего Восточным фронтом, дало бы нам столько подкреплений, сколько было нужно, чтобы нанести решительное поражение русским, сжатым в излучине Вислы. Здесь мы имеем пример того, что так часто повторялось впоследствии в этой войне, представлявшей собой ряд упущенных возможностей. Обычно бывало так: предлагалась какая-нибудь разумная операция, которую можно было осуществить со сравнительно небольшими силами, – ее отвергали. Затем, когда действия противника создавали такое положение, при котором сил требовалось больше, операция разрешалась и выполнялась, с той только разницей, что сил для победы было уже недостаточно – их хватало лишь для исправления создавшегося положения.

Генерал Гецендорф имел уже случай предложить генералу Фалькенгайну план прорыва русского фронта около Горлице и таким путем разбить весь русский Карпатский фронт. Конечно, это был тогда единственный план, с помощью которого можно было быстро ликвидировать Карпатский фронт. Так как операции с охватом флангов являются самыми действенными, то необходимо было в этом случае соединить прорыв с ударом на один из русских флангов. О действии против русского левого крыла в Буковине нечего было и думать, так как в том районе состояние австрийских железных дорог исключало всякую возможность быстрого сосредоточения крупных сил.

Было, конечно, вполне возможно – и это открывало широкие перспективы – охватить русское северное крыло, взять Ковно и нанести сильный удар в направлении Ковно – Вильна. Однако такая операция потребовала бы слишком много времени, пока действие ее не сказалось бы на левом крыле фронта.

В упомянутом выше разговоре Фалькенгайн согласился с Гецендорфом, что в данных условиях прорыв под Горлице является наилучшей операцией, но он не согласился тогда дать нужных для этого войск.