Вопреки разуму она чувствовала, и очень остро, ласку его рук, и в какое-то мгновение ей даже хотелось, чтобы он продолжал… Поняв это, Александра вспыхнула от ярости и стыда. Но даже теперь ее бедра горели в тех местах, где их сжимали его крепкие ноги.

«Сделал ли он это на борту „Сильфа“?» — думала Александра, в ужасе пытаясь угадать, что она должна чувствовать… И насмешливый голос в ее мозгу твердил, что он сделал и это, и гораздо больше…

У Александры ныло в груди, она, пытаясь взять себя в руки, старалась сосредоточиться на дикой красоте склонов, бездумным взглядом следила за парой крикливых птиц, слетевших с вершины мелового холма к бушующим внизу волнам. Соленый воздух пронизывали ароматы тимьяна и вербены. Александра вдруг по-настоящему увидела мощную, волнующую красоту этих мест.

Это был резкий, незабываемый ландшафт, ничуть не похожий на то, что она видела в Индии. Даже самые крутые склоны были испещрены крошечными пятнышками желтых и пурпурных диких цветов. А отвесные обрывы высоких утесов, казалось, несли какую-то тайну, и тайна эта пряталась там, где камни встречались с морскими волнами…

«Они как мужчина и женщина, — подумала вдруг Александра, — они противостоят друг другу, борются, но всегда остаются связанными друг с другом. Может быть, именно это пыталась объяснить мне айя…»

Но она сама никогда не уступит, никогда не будет привязана к какому-либо мужчине, поклялась Александра. Она не сдастся до тех пор, пока имя ее отца не будет отмыто от грязи, а может быть, и потом тоже.

Они скакали вперед, вздымая облачка белой пыли там, где на поверхность земли выступал мел. Все выше и выше… и вдруг вылетели на самый край обрыва, и Александра задохнулась, увидев под собой пропасть глубиной в сотни футов и грозное море далеко внизу.

И тут же часть утеса обрушилась с тяжелым грохотом. Лишь мгновенная реакция мужчины спасла их обоих — он хлестнул гнедого, и тот перескочил через расширявшуюся перед ними бездну. А мгновением позже белые камни уже с громким плеском падали в воду.

— Вы могли убить нас обоих! — закричала Александра, чувствуя, что от пережитого страха губы плохо повинуются ей. — Вы что, совсем ничего не соображаете?!

— Но это возбуждает, не правда ли, Изабель? Или ты утратила выдержку вместе с добродетелью?

— Последний раз вам повторяю — меня зовут Александра! И если бы вы не страдали одержимостью, вы бы давным-давно поняли, что я говорю правду!

— Я не стану тебе рассказывать, как трогательно все это звучит — я имею в виду твои заботливые слова. Но моя цель как раз в том и состоит, чтобы избавиться от одержимости тобой.

Александра только собралась презрительно фыркнуть, как почувствовала — руки мужчины крепче стиснули поводья.

— Потише, Аладдин, — сказал он мягко, но в его голосе послышалось прежнее напряжение. — А теперь остановись.

Что-то в его голосе заставило Александру удивленно обернуться. Она увидела, что мужчина, чуть прищурившись, смотрит вдаль, туда, где склоны холмов переходили в лесистую долину. Александра тоже посмотрела туда. Из низины словно сами собой вырастали стены густого серого цвета, окруженные древними березами и платанами. Сложный узор елизаветинских башенок и парапетов венчал самое необычайное и впечатляющее здание, какое когда-либо приходилось видеть Александре.

Да, девушка впервые видела большой дом поместья, эту основу, оплот жизни английских аристократов, о котором ей так много и с таким чувством рассказывал в Индии отец. И теперь, глядя на прохладные зеленые газоны и старые каменные стены, Александра впервые начала понимать ту печаль, которая время от времени овладевала лордом Мэйтлан-дом в знойные мадрасские дни.

И ландшафт, и дом представляли собой безупречное соединение человеческой изобретательности и природной красотой! Все это было результатом немалых трудов, но таких хитроумных, что дом казался частью окружающего, он был неотделим даже от серебристой ленты воды, стекающей по пологим зеленым склонам.

На лугу, простиравшемся до самого горизонта, белыми комочками паслись овцы, наполняя долину мягким блеянием. Как здесь прохладно, подумала Александра, как мирно… Видела ли она когда-нибудь столько оттенков зелени?

В лучах полуденного солнца окна с вертикальными рамами сверкали, как тысячи зеркал, и красота дома тронула Александру до глубины души.

— Разве может быть что-нибудь прекраснее? — выдохнула она, не замечая, что говорит вслух.

— Хоуксвиш, — сказал ее спутник, обращаясь скорее к самому себе, чем к ней. — Я и забыл, как здесь хорошо.

Александра, стремясь скрыть свои чувства, коротко засмеялась:

— Хоуксвиш? Что за глупое название!

— Ты ведь никогда не отличалась ни способностью, ни склонностью к языкам, верно? «Виш» староанглийское слово, означающее «сырое место», и я тебе об этом говорил несчетное число раз.

— Вы говорили не мне, а Изабель, — огрызнулась Александра. — И меня уже тошнит от имени вашей жены. — Нервно передернув плечами, она повернулась в сторону сильно обожженного с одной стороны старого дуба. — Почему вы не выкорчуете этого урода? Торчит, как бельмо на глазу! — резко произнесла она, желая хоть чем-то задеть своего обидчика.

— Бельмо! — прорычал он за ее спиной. — Суссекский дуб, растущий здесь с елизаветинских времен! Бог мой, да это дерево куда ценнее тебя!

Он внезапно пустил лошадь с места, и они помчались вниз по склону, сквозь редкую ивовую поросль к тенистой роще берез и платанов. Когда они уже очутились в полутьме под густыми ветвями, Александра краем глаза заметила какое-то движение в стороне. И тут же почувствовала, как Хоук напрягся и повернул коня.

В первое мгновение Александра была не в состоянии понять что-либо в путанице бледных рук и ног среди зеленой травы. Но постепенно, когда ее глаза приспособились к слабому свету, она сообразила… Сплошная масса белой кожи разделилась перед ней на тела мужчины и женщины, на которых было надето не больше, чем в момент рождения на свет.

Александра, словно зачарованная, следила за тем, как мужчина выгнулся и начал энергично двигаться между раздвинутыми ногами женщины, а та стонала и беспокойно вертелась под ним. А потом, вскрикнув, мужчина в последний раз погрузился в подругу и тут же упал без сил. И женщина замерла, обхватив его ногами.

В небольшой роще стояла полная тишина, которую нарушило тихое ржание Аладдина; этот мягкий звук показался невероятно громким в окружающем их покое. Через мгновение-другое любовники уже достаточно пришли в себя, чтобы приподнять головы и оглядеться. На лице молодого человека отразились удивление и страх, и он неловко поднялся на ноги.

— Ваша светлость… — смущенно пробормотал он, резко склоняясь — то ли из уважения к герцогу, то ли для того, чтобы скрыть свою наготу.

— Неужели тебе совершенно нечем заняться, Бриггс, кроме подобных дел? — небрежно поинтересовался Хоук. — Мне, пожалуй, следует поискать для тебя лекарство от лени.