«Так вот к чему было это «признание», бросающее тень на Карена! – лихорадочно соображаю я. – Она хотела вбить между ним и мной клин, посеять недоверие, рассорить нас! Значит, все-таки сочиняла про его измены?»

– А теперь разрешите мне предположить, почему ваш муж уделяет такое внимание Марии Данваль… Вы, конечно, знаете, что Карен Ваганович владеет очень крупной фирмой, занимающейся недвижимостью…

Я промолчала, не желая поддакивать.

Городецкий, выдержав «паузу по Станиславскому», снова заговорил:

– Так вот… Если в предыдущие два-три года цены на жилье в Москве росли, и спрос превышал предложение, то в этом году возник кризис неликвидности на первичном рынке жилья. Я ясно выражаюсь?

– Нет. Я ничего не смыслю в рынке недвижимости.

– Если излагать проще, снизились темпы развития рынка и цены на жилье, что привело к разорению некоторых риэлтерских фирм.

– И что?

– Фирма вашего мужа в их числе. Она буквально на грани банкротства. Вы знаете об этом?

Эта новость буквально выбивает у меня почву из-под ног. А детектив безжалостно выкладывает остальную правду:

– Ваш муж еще пытается спасти фирму, но ее банкротство – вопрос считанных недель, а то и дней. Когда в воздухе еще только запахло разорением, он срочно попытался продать компанию, но слухи о ненадежности фирмы уже распространились. Покупателя найти не удалось. Карен Ваганович сейчас в тупике. Спасти его фирму могут только значительные вливания капитала. И у вашего мужа, как и у вашей тети, тоже есть только две возможности срочно найти большие деньги: либо убить генерала, зная, что тот только что подписал завещание в вашу пользу, либо охмурить богатую иностранку, мадам Данваль, и воспользоваться ее деньгами.

– Но ведь Мария и сама вся в долгах!

– Но ваш муж-то этого не знает, как и она не подозревает о его близком финансовом крахе. Вот такие дела, – Городецкий изучающе смотрит на меня, наверное, ожидая моей реакции.

Теперь мне понятны причины такого скоропалительного взаимного интереса этой пары… Так все-таки Карен на самом деле рассказал Марии о своих супружеских изменах, чтобы показать, что фактически жена для него ничего не значит, и он в любой момент готов меня променять на более подходящий вариант? Ну разумеется! А иначе откуда еще тетка могла узнать о ежемесячных «корпоративах» в фирме Карена?

Но как же это забавно: эти двое дурачат и пытаются использоваться друг друга вслепую! И каждый видит в другом богача, хотя оба они почти банкроты. Просто какой-то идиотский водевиль!

Я запрокидываю голову и начинаю смеяться. Городецкий успокаивающе похлопывает меня по руке, а потом гладит мою руку, но я не могу остановиться. Я понимаю, что это самая настоящая истерика. Со мной такого еще никогда не было. Я и смеюсь и пла́чу одновременно.

В конце концов Антон прижимает меня к себе, чтобы успокоить. Очутившись в его объятиях, я моментально вспоминаю, как меня так же буквально только что обнимал мой муж. Но теперь вместо такого родного запаха ноздри тревожит одеколон «Консул».

И сразу моя истерика заканчивается так же резко, как и началась.

– Отпустите меня, – зло говорю я Городецкому.

Мне не нужна его жалость. Это унизительно.

Лежа на кровати и тупо глядя в потолок, я пытаюсь думать о том, как жить дальше.

Надо ли мне закрыть глаза на все, что рассказала мне о Карене Мария и смириться с горькой правдой, что мой брак – всего лишь взаимовыгодный союз? Да, именно, взаимовыгодный. Надо признаться себе честно: не только Карен искал в нем неких преференций, а не искренних чувств. Ведь и я тоже вовсе не любила своего супруга, вступая в этот брак. Для меня это была лишь тихая гавань. Мне не нужно было ни о чем думать: я жила за мужем, как за каменной стеной, все житейские бури бушевали где-то там, за волнорезом. Меня даже никогда не мучила ревность – разве это не доказательство отсутствия любви?

По большому счету, где-то в подсознании я, возможно, готова заплатить за то, чтобы продолжить свое существование «под стеклянным колпаком», даже такой нелегкой ценой – сознательно терпя супружеские измены, делая вид, что между нами все по-старому. Может, стоит, стиснув зубы, играть этот фарс с гордо выпрямленной спиной?

Нет, я просто сойду с ума, если придется всю жизнь притворяться. Надо разрубить этот узел. Я найду в себе силы это сделать. Я уйду от Карена.

Но как я буду жить после развода? Детей у нас нет, поэтому алименты мне не полагаются. Профессию я никакую так и не получила. Денег у меня не густо. Так, мелочь какая-то на сберкнижке. Пара миллионов, может, наскребется. Маловато, на мой взгляд, чтобы начинать самостоятельную жизнь, тем более учитывая то, что килограмм колбасы стоит тысяч двадцать, и цены растут каждый день… Жить придется либо тут, на старой даче, либо снова с Дедом в городе…

И в этот момент я с ужасом понимаю, что мне теперь тоже выгодна смерть Деда. Если бы я сейчас, разведясь с Кареном, получила отписанное мне наследство, то обеспечила бы себе безбедную жизнь на много лет вперед.

Меня передергивает от отвращения: не дай Бог дожить мне до того, чтобы моей смерти, как смерти старого генерала, хотело и с надеждой ждало столько людей! Каково это, когда в глаза перед тобой заискивают, а за твоей спиной шепчут: «Когда же ты наконец сдохнешь!»

Все мы: я, Карен, Мария, Андрюшка, словно стервятники, кружим над еще не умершим Дедом, мечтая побыстрее спровадить его в могилу.

А может, еще и эта тема так сблизила Марию с Кареном? Не исключено, что они – сообщники по попытке отравить старика. Может, недаром муж так запаниковал, когда я спросила в лоб, не у него ли яд?..

Тут я услышала, как во двор въехала машина: Карен вернулся.

Мотор затих, хлопнули дверцы, до меня донеслась какая-то фраза, сказанная мужем, но слова скомкало расстояние. Мария в ответ рассмеялась. Ее кокетливый смех вызвал у меня спазмы в желудке. Я отвернулась к стенке и притворилась спящей.

Через несколько минут в спальню вошел Карен. Очевидно, поверив, что я сплю, он немного повозился в комнате, а затем тихонько вышел.

Я открыла глаза и повернулась: исчез портфель Карена с бумагами. Все понятно. Муж опять пошел в кабинет работать и вести переговоры – стационарный телефон на даче есть только там.

Наверное, снова будет пытаться продать фирму или искать, где срочно взять кредит. Как сказал Городецкий? Карен в тупике. Это только агония перед неминуемым банкротством.

И ведь ни словом мне об этом не обмолвился! Может, надеется, что все еще обойдется? Но разве муж и жена не должны делиться друг с другом всеми своими заботами и проблемами?

А с чего я это взяла? Да, у мамы с папой было, думаю, именно так. Я не очень много о них помню, но они остались в моей памяти светлой, веселой, любящей парой. Однако они ушли из жизни совсем еще молодыми, и я не успела научиться у них таким отношениям. А всю остальную жизнь перед моими глазами был лишь пример Деда, домашнего тирана, и Ба, его почти бессловесной спутницы. Может, большинство людей живут именно так, как Дед с Ба или как мы с Кареном, а мои родители были лишь исключением из правил?