— Пойду! — Я выпрямилась, но Староста меня удержал.

— Еще рано. Она может стоять в коридоре. — Его губы были у самого моего уха.

— Нет же, она наверняка ушла.

Разнос Хельги страшил меня меньше, чем воплощение в жизнь моих фантазий.

— Подождите. — Он взял мою руку. — Я хочу…

— Ну, что? — рявкнула я, в ужасе и от его самоуверенности, и от собственной тяги к нему.

Я не желала слышать, чего он хочет… не дай бог, не смогла бы устоять. Выпустив мое запястье, он медленно раскрыл ладонь и сплел свои пальцы с моими. Нежность этого жеста наполнила меня мучительным желанием. Не в силах видеть его лицо, его сочный рот, я опустила глаза, да только и это не помогло. У него оказались потрясающе красивые плечи и ключицы. Я зажмурилась, и в этот миг слабости он подвел меня к кровати.

— Я буду скучать по тебе, — сказал он.

После экзаменов, меньше чем через неделю, Староста покидал пансион. Я могла поставить под угрозу свой брак и карьеру своего мужа ради мальчика, которого, скорее всего, больше никогда не увижу. Я застыла, будто приклеилась к полу.

— Нет. Не могу. Прости. Я замужем.

Он долго молчал, такой красивый, высокий и такой близкий.

— Если я оставлю тебе свой телефон, — произнес он, скользнув пальцем по моему носу и задержавшись на губах, — обещаешь позвонить, когда доберетесь до кризиса семи лет?

Я приоткрыла рот ровно настолько, чтобы коснуться языком его пальца. Староста придвинулся, и еще чуть-чуть, и, наконец, прильнул ко мне долгим, мягким поцелуем. А потом я развернулась и выскочила из его комнаты, чтобы помчаться по коридорам в убежище супружеской спальни, где свет, без сомнения, уже был погашен.

* * *

После отъезда Старосты «Соун-Хаус» стал совсем не тем, что раньше. Присутствие Старосты и фантазии, что он во мне возбуждал, давали силы как-то терпеть жизнь в пансионе. А без него мне осталась лишь предсказуемость брака да офисная рутина. Работа с французами все чаще сводилась к перечислению наличных средств для уклонения от налогов. Я едва ли не ежедневно умоляла мужа бросить остров и уехать вместе со мной. Но он только отмахивался, твердя, что я его пилю не по делу, и я уже готова была сдаться, когда его бывший коллега, дослужившийся до директора школы в Англии, пригласил нас посмотреть его новую школу, где нашлось бы место и для моего мужа. Подогретый моим энтузиазмом, Учитель подтвердил коллеге, что заинтересован в работе на материке, а я тут же подала заявление в ближайший университет. Получив приглашение на собеседование, я решила, что наша жизнь наконец стартовала в нужном направлении.

Мы вылетели в Англию, затем неимоверно долго катили до места назначения. На следующий день я отправилась на собеседование, без заминки поступила на факультет права, а моему мужу тем же вечером предложили должность заместителя заведующего. Я была счастлива как никогда — вплоть до того момента на обратном пути, когда мой муж обернулся ко мне в салоне самолета и сказал:

— Для повышения самооценки неплохо. Но на самом деле нам всего этого не нужно, правда?

— Мне нужно!

— Мы же не хотим уезжать с острова, так?

— Я хочу!

— Ну а мы не уедем.

— Что?!

— Мы остаемся в пансионе. Разговор окончен.

Иной способ решения проблем моему мужу был неведом. Справедливый педагог, гордо несущий звание самого либерального среди своих консервативных коллег, в супружеской жизни Учитель навязывал свою волю, как истинный тиран. Нечего было и пытаться уговорить его переменить мнение. Словно мальчишке-младшекласснику, мне полагалось лишь уважать его запреты и подчиняться им.

«Соун-Хаус» ограничивал мое настоящее, а Учитель, при всем своем внешнем благодушии, в безапелляционном порядке создавал мое будущее. Я не знала, как ему объяснить, чтобы он понял: оставшись на острове, я сойду с ума. Все, что я знала, — это как быть хорошей, что неким извращенным образом означало: я в курсе, как быть плохой. Я сожалела об отъезде Старосты. Задержись он в пансионе, можно было бы угодить в скандальную историю — и с треском вылететь с острова.

Начать учебу в университете и осуществлять свои планы в одиночку мне в голову не приходило. Я жаждала ускользнуть из ловушки брака, но и вообразить не могла, как это сделать без помощи другого мужчины. Поскольку на Старосту рассчитывать больше не приходилось, я обратила свои надежды на единственного реального претендента.

* * *

Недели через две после поездки в Англию мы с Юристом случайно встретились на борту рейса во Францию, и он мимоходом предложил мне ужин в «Tour d’Argent», как только я вновь буду в Париже. Приглашение откровенное: ясно же, что после ужина придется провести ночь в отеле.

— Я замужем, да и вы женаты, — промямлила я, игнорируя холодок ликования, пронзивший меня до пят.

— Допустим, женат. Но супруга меня не понимает, — отозвался Юрист.

Разумеется, я выразила сочувствие. Не в силах противостоять милой лжи Юриста, да и своей собственной, я убедила себя, что стать содержанкой мне не грозит, поскольку я замужем, — и приняла приглашение.

Купаясь во внимании Юриста, я ощутила себя женщиной. Я восхищалась тем, что вместо молока он пил водку, одевался в дорогих магазинах, водил «астон мартин» и не возражал сбить меня с пути истинного. Гедонист и эгоист до мозга костей, Юрист оказался как раз тем, кто мне нужен. Я быстро уяснила, что основной его талант — быть плохим, и талант этот он развил настолько, что даже любовником был дрянным.

Впервые мы занялись любовью в Париже, точнее, в «Хилтоне» аэропорта Орли (что не совсем одно и то же), и этот первый постельный опыт невнятностью был вполне сравним с номером отеля. Картины на стенах — копии импрессионистов, от белья несло табаком, а за окном доисторическими птицами ревели самолеты. Наутро Юрист вылетел на остров первым рейсом, убедив меня, что возвращаться вместе было бы неблагоразумно. Следующего рейса я дожидалась в номере и в отсутствие отвлекающего момента (Юриста, иными словами) страдала от тоски, тошноты и стыда. Только там мне пришло в голову, что теперь я неверная жена. Я нарушила одну из заповедей и все же согласилась вновь встретиться с Юристом, ведь он сказал, что хочет меня, а мне так хотелось, чтобы меня кто-то хотел.

Поиск мест для свиданий был приключением, перед которым я не могла устоять, но если отели с каждым разом становились все лучше, о сексе я бы такого не сказала. Однако это не мешало мне искренне верить, что раз мы с Юристом любовники, значит, любим друг друга, и наша связь набирала обороты. Учитель ни разу не поинтересовался причиной моих долгих отлучек, хотя и отметил, что я перестала ныть. Как-то вечером он оторвался от телевизора, чтобы притянуть меня к себе на колени и шепнуть, покусывая ухо:

— Я тебя люблю. Ты так счастлива в последнее время. Слава богу, что ты образумилась.