– Защитила Тугго, – пространно ответила смутившаяся Олли.

Смутившаяся!

– Как? – В преддверии истины мое сердце остановилось, а дыхание оборвалось, потому что Кудряшка сникла. То бишь она уже сделала глупость, уже осознала последствия и, как вариант, приехала сообщить несчастному возлюбленному о своих трудах. Молчание затянулось, мой ужас усиливался, а Крэббас все еще страдальчески взирала на цветущие кусты. И вот, когда я уже была готова повторить вопрос, она со вздохом ответила:

– Сказала, что мы с ним переспали и я, вероятно, беременна.

Хорошо, что я сидела, хорошо, что я сидела на улице, хорошо, что я не послала Кардинала встретить ее.

– Милостивый боже!

– Не ори, – вскинулась оборотница, – от твоего вопля чуть не лопнул полог неслышимости.

Кудряшка потерла виски, пригладила волосы и с обреченным вздохом уставилась вдаль. По-видимому, решила, что я буду ее ругать. Так я бы с радостью, но слов нет, ни одного, даже междометия, и это в который раз за день, вернее, за полдня. Лишь глазами хлопаю и мысленно за красноглазого молюсь. Ох, если он узнает, если узнает, то… Нет, даже представить страшно.

И вот сидим мы в абсолютном безмолвии, а вокруг цветы, трава зеленеет, деревья шепчутся, в теплом ветерке резвятся букашки и шмели. Солнечно, радостно, а на душе, как в той заводи с пираньями, слишком пусто и слишком чисто.

– Паршиво, – с досадой поморщилась я.

– Знаю, – откликнулась Олли и посмотрела с благодарностью: – Спасибо, ты единственная, кто отреагировал так спокойно.

– Это потому, что я на двойной дозе успокоительного, – хмыкнула в ответ. – Первая с ночи, вторая после встречи с Дао-дво, вернее, с двумя из них. Не спрашивай, – пресекла я ее расспросы и махнула рукой. – Это уже неважно. Лучше расскажи, как твоя родня отреагировала на сообщение.

– Погано… На его защиту никто не встал, пообещали только, если выживет на играх, его дома убьют.

– А Граф? – спросила тихо. Все же оборотни были в одной сплоченной команде, может, хоть он заступился.

– Обещал кастрировать, а потом уже добить, – шмыгнула носом Крэббас, – а дядя у нас некромант потомственный, согласился его неоднократно оживить, дабы каждый из рода мог свою злость выместить. И я теперь не знаю, как Бругу об этом сказать. – И совсем пискляво: – Хотела как лучше, а получилось…

Всхлип, и ближайший к нам кустарник вспыхнул, шмыг, и от нескольких капелек слез увял цветущий куст, коим я только что любовалась.

– Ну-ну, – обняла драконессу за плечи, похлопала по руке. – Игры длятся более трех недель, еще успеешь родственников переубедить.

– Не получится, – насупилась она. – Дело в том, что мне не поверили ни разу. Все видели, как я за Кардиналом бегаю и с какой скоростью он от меня улепетывает. Были стопроцентно уверены, что он меня и пальцем не тронул. И знаешь, так обидно стало, что я назло им всем привела неопровержимые доказательства нашей связи.

Мои руки безвольно соскользнули с ее плеч, взгляд затуманился серым маревом, когда я услышала невероятное:

– Мне удалось восстановить ту простыню с признанием. Ну, помнишь, от Всеволода к его недовампирке.

Я помнила.

– Ее, кстати, брат как увидел, так и пообещал заняться членовредительством. – Еще бы Графу не злиться, уж он явно и ранее видел почерк Кардинала разбитых сердец. Признал.

Олли стерла дорожку слез со щеки, продолжила пояснять:

– А еще у меня получилось вырезать из кристаллов записи все те куски, когда я подле Бруга в неприглядном виде. Он отстраняет меня, а кажется, притягивает, и где в комнату возвращает после боя, ругаясь, что я в клуб явилась в чем мать родила. И как на кровать в одной лишь сорочке укладывает, я еще его слова: «Доешь, зацелую…» и «Подожди, Кудряшка, ты еще попляшешь у меня». Там много было, я все это сложила и…

– Доказательства стали неопровержимы, – подвела я итог. – А что же с беременностью?

– Ждем красных дней, – всхлипнула драконесса. – Но боюсь, после того, что я приняла…

– Ясно. Ты к обличению вашей связи со всей ответственностью подошла. – На похвальбу не похоже, но и ругать я ее не могла. И так видно, насколько оборотница несчастна. – А сюда ты приехала, чтобы предупредить Бруга? Хотела повидаться с ним, да?

– Нет! – воскликнула Крэббас и вскочила со скамьи. – Ни в коем случае. И сама ему не говори! Если он узнает, он меня убьет, а уже потом с чистой совестью отдастся на волю роду.

И столько ужаса в глазах, что не спросить невозможно:

– С чего вдруг такая уверенность?

– Просто… – Кудряшка с тоской посмотрела на горизонт, а потом все-таки призналась: – Я еще в пятнадцать лет грозила этим Бругу. А он тогда рассвирепел, схватил за плечи, встряхнул, к стене прижал и пообещал убить. Сказал это тихо, но так грозно и рыча, что… я окончательно голову потеряла. Понимаешь, Кардинал никогда на меня внимания не обращал и не орал в случае проделок, терпел, корил лишь взглядом, но не орал. Вот как ты, а это большая-пребольшая редкость.

– Ага, у него от ужаса слов не хватало, – пояснила я очевидное, но тему развивать не стала. – Так зачем ты здесь?

– Держи. Горран должен был передать с Сули, но, так как они оба заняты, отправили меня.

Я развернула черный пакет, ничего особо не ожидая. Скорее всего, это книга, табель с немногочисленными оценками, аптечка целителя или в самом крайнем случае оружие. Но вот черная бумага осталась в моих руках, а на колени упал сверток исписанных листов с королевской печатью в нижнем правом углу.

– Чей-то дневник? – удивилась я, не в силах прочесть ни буквы. И пусть королевство Треда находится близ моего человеческого Приграничья, их официальная письменность была мне недоступна, впрочем, как и неофициальная, ибо помимо надписей она несет еще и тайную пропись, под стать многоликим.

– Нет. – Удивленная Кудряшка потянулась к свертку и разогнула титульный лист. – Это патент на твое имя, регистрирующий разработанный тобой состав против застревания в обороте РИД.

– Но я не регистрировала его. Это разрешено лишь верноподданным королевства.

– В комитете не смогли отказать Горрану и Сули. – Олли несмело улыбнулась.

– А им зачем?

– Чтобы подать прошение об отмене твоего участия в играх, нужно было объяснить твою бесценность. Состав пришелся как нельзя лучше, да и у кадетов отзывы о нем были на порядок выше, чем о моем средстве. Они даже вывеску над главным корпусом повесили. – Она потерла нос и процитировала то, что я вписала в графе побочные эффекты состава: – «Лучше быть Рыжим И Довольным, чем привычным и дуже скромным».

– Прекрасная новость, – не похвалить не могла. – Но боюсь, я не успею его до игр переоформить на отца.

– Зря боишься умереть, тебе наши не позволят, к тому же у тебя будет заемная жизнь. – И как лучшая староста в мире предложила: – Но если хочешь, я могу переоформить за тебя.