Завершив с посланиями, пожелала, чтобы Ульс разослал корзины не лично, а через почтовое отделение. Ему проще, мне спокойнее. Довольная и счастливая вернулась – настроение поднялось, а вместе с ним и аппетит. Вернувшись в столовую, отметила царящую там тишину и нового подавальщика, обслуживающего наш стол. Куда старого дели, из пространных ответов парней я так и не поняла, принялась за остывшее. И чуть не подавилась. Нет, я, конечно, слышала, что у сплетен есть свойство разлетаться с ветерком, то бишь стремительно и неуловимо, но не до такой же степени! Только села, только отрезала сочный кусочек, надкусила, и за ближайшим столом раздалось громкое:

– А все корзины с цветами она не приняла, отправила назад…

– Быть такого не может! – с неодобрением воскликнула явная поклонница кузена Дао-дво. – Это же яблоневые ветви.

– Да, знак хороший.

– И весомый! – согласились с говорящим. – В корзинах были его карточки с личной подписью.

– С личной?! – это уже раздалось за нашим столом. Не поверили парни в такую многоликую наглость.

– Да, и что? Подумаешь, глупые записульки с цветиками. Растекаться по земле из-за них я не намерена. И за оскорбление он еще ответит, – произнесла громко и мстительно.

– Еще?! – судя по интонации, это опять-таки возмутилась поклонница Даррея.

Я не ответила, взялась за нож и вилку, которые из моих рук тут же со звоном выскользнули, потому что новый подавальщик с укоризной произнес:

– Записульки и цветики, может, и не взяла, а сундук с одеждой оставила…

– Да чтоб его! Забыла… – взвыла я раненым зверем и опять покинула столовую.

О том, что была голодна, я напрочь забыла, но не наш благородный капитан. Его Высочество лично принес поднос со свежей порцией горячего мяса, кашей, салатом, парой булочек и компотом. Постучался, открыл дверь с позволения и застыл, распахнув глаза на мое произведение. И я его понимала. Редко какой воин сможет спокойно взирать на то, как портят старинное и очень дорогое оружие. А я его не просто портила, я его на составные разделяла. Бронзовый металл в одну сторону, каменья в другую, пружины и секретные механизмы в третью, яды и порошки в четвертую, чтобы затем соединить их в шар, диск или неприличную фигурку и отправить кузену Дао-дво. И ради этого я просидела более часа над усилением сложного проклятья разложения. Разбила его на руны, вычленила первоначальный материал, а именно живую плоть, и заменила на металл. В ходе первых пяти испытаний разложению подверглись преподнесенная одежда смертницы, сам сундук, люстра, дверь в ванную и зеркало. К сожалению, первые четыре предмета безвозвратно испортились, а последнее хоть и сохранилось, но приобрело кривизну.

Это была сложная и кропотливая работа, требующая всего внимания рецидивиста, то есть моего. И вот стою я посреди комнаты со сдвинутой в сторону мебелью, порчу чужое добро, а в дверях идолом застыл Его Высочество и дрожащим от восхищения – а может, и ужаса – голосом спрашивает:

– Сумерька, ты что творишь?

– Мщу.

– За что?

– За поруганную честь. – Я подумала и добавила: – Трижды поруганную.

– Так это правда? Даррей тебя… то есть вы с ним… – и смущенно кашлянул, отставив поднос на стол у двери. – И как он выжил?

И столько сопереживания в голосе, что сразу стало ясно, Равэсс вспомнил, как из-за меня чуть сам за грань не угодил.

– Ты что, издеваешься? – возмутилась я.

– Как я могу, – улыбнулся Его Высочество, догадавшись о неправильности своих выводов, – я знать ничего не знаю. Расскажешь?

– Только коротко.

– Давай хоть так. – Капитан команды бывших запасных, а ныне действующих королевских смертников дверь закрыл и привалился к ней плечом в ожидании рассказа.

– Меня подставили, а через меня и рыжего… Графитового, – в общих чертах обрисовала я произошедшее, а под конец возмутилась: – И знаешь, что запросил этот подлец Дао-дво с инициатора веселой шутки?

Равэсс покачал головой.

– Восстановить замыкаемую на Гере связь. И Дельгато согласился…

– Таррах! – Дверь хлопнула, многоликий исчез.

А я, возвращаясь к своему нелегкому делу, процедила сквозь зубы:

– А после этого он шлет мне цветы с просьбой простить… Еще и личную подпись на карточках проставил.

– Твою ж! – Дверь повторно хлопнула. Не знаю, кто там был, но он тоже исчез.

– Да-да, – продолжила я ироничные размышления вслух, – и после всего он одарил меня оружием и дорогой одежкой смертницы. Думает, прощу. Вот уж дудки!

– Проклятье, прослушал… – Дверь медленно закрылась, и объявившийся в комнате скиф, сверкнув желтыми глазами, вопросил: – Слушай, Сумерька, а куда это как угорелые умчались Равэсс и Бруг?

– Понятия не имею, – честно ответила я и, завершив операцию под названием «Порча чужого имущества», спросила: – Хан, а как у тебя обстоят дела с лепкой?

– Ваянием не увлекаюсь, но знаю, к кому можно обратиться за помощью! – ответил он, и уже через двадцать минут в моей комнате на полу, закусив язык и погрузив руки по локоть в жидкий металл, сидел Консул. Метаморф знатных кровей приступил к лепке не сразу, а после того, как взял с меня слово молчать обо всем увиденном. Как оказалось, высокородным многоликим воспрещено марать руки как простым трудом, так и искусством, да и выбор не роняющих чести занятий у них максимально сокращен: землевладение, военная служба и королевский фавор.

– Я землевладелец, имею три собственных погоста в долине Тагтар, – признался смертник.

– Неплохо, – заметила я, просчитав, что в его власти около пятнадцати таких деревенек, как моя родная.

– Да, – он тряхнул головой и улыбнулся, – но будь моя воля, я бы всю жизнь занимался скульптурой.

– А ты разве не можешь?

– Могу, но лишь скрывая свой талант. Поверь, приходится устраивать целые представления, чтобы в парке поставить новую статую: оформление договора купли-продажи, доставку, ужин в честь именитого скульптора и неизменный ответ от маэстро, прилетающий с птицей: «Простите, прийти не могу». – И на мой удивленный взгляд пояснил: – После того как я в родном доме заставил статуями и статуэтками все комнаты и оранжерею, ко мне потянулись заказы.

– К тебе?

– Через меня к маэстро, – подмигнул он. – Но работаю, как видишь, я сам.

Я видела и не могла не подивиться его мастерству. Под руками многоликого легко и просто рождалась миниатюрная статуэтка, изображающая самого кузена Дао-дво в полный рост. Одежда, движение, мимика лица – все идеальной проработки.

– Так что ты хотела ему передать? – полюбопытствовал Консул, и я замялась с ответом. Перевела взгляд с метаморфа на скифа, вольготно устроившегося на кровати, и молчу. Не пересказывать же все те гадости, что крутились у меня в голове, когда я открыла сундук и среди оружия и одеяния смертницы увидела еще и белье для любовницы.